Этот дурачок безропотно сложил руки за спиной, успев, похоже, убедиться, что подельник дышит. Я быстро скинул тряпку с левой руки, скрутил ее наподобие жгута. Отложил не без опасений свою дубинку в сторону, постарался связать руки нападавшему. Потом тряпкой с правой руки проделал аналогичное со вторым. Поднапрягшись, я привалил обоих к стене. Грозно цыкнул на мальчишку, пытавшегося что-то сказать.

Подхватил уцелевший у двери кувшин, сдернул с головы потерявшего сознание «брата» что-то вроде монашеского куколя с вышитыми крестами и полил на него водой. Даже попытался немного влить в неплотно сжатые губы. Пострадавший монах что-то попытался промычать, пуская пузыри.

— Не надо, не надо, – запричитал юнец.

— Что в кувшине, отрава?

— Нет, сонное зелье.

Я хмыкнул, довольный своей предусмотрительностью.

— Заснуть – не сдохнуть. Кто вы такие?

— Мы из стражи Патриарха, — уверил меня юный капитан очевидность.

— Забавная у Всесвятейшества Константинопольского охрана. Или вы по мокрым делам, в смысле, по убиению православных?

— Какой из тебя христианин, коль ты греков с турками равняешь?

Вот и вторая, после кувшина, ласточка связи этих лузеров с Николкой-чатлахом.

— Не тебе, поганец, судить. Я турок больше прирезал, чем ты за сиську подержался, – решил я для поднятия авторитета прихвастнуть предполагаемыми подвигами Варвакиса. – Помолчи пока. Заговоришь, лишь когда спрошу, не то пипирку отчекрыжу.

Я вернулся к моей кукле и с трудом вытащил ханджар. Потом обыскал пол. Нашел дубинку, похожую на мою, только поровнее и поувесистее. Не ей ли утром угостили Варвакиса?

— Эй, ты, отрыжка богословия, вы что ли на меня напали ранее?

Монашек, как и брат (не поймешь, родной или во Христе), обряженный – я в монастырских одежах плохо разбирался – в черную рясу или подрясник, промычал что-то отрицательное.

— Ну, нет, так дело не пойдет. Добрым словом от тебя, похоже, ничего не добьешься. Будем резать, как говорила одна веселая врачиха.

Про врачиху юнец ничего не понял, но слово «резать» сомнений у него не оставило. Тем более, когда я стал задирать ему рясу. Он засучил ногами, но припертый к стене, отползти никуда не смог. Под верхней одеждой у него, к моему великому удивлению, нижнего белья не обнаружилось. Прижать плоскость ножа к внутренней поверхности бедра ничего не мешало.

— Замри, если не хочешь в евнухи! – юнец немедленно послушался. – Повторяю вопрос для особо непонятливых: первое нападение – ваших рук дело?

— Наших, – обреченно подтвердил монашек. – Прости, добрый человек, черт попутал!

— Вашего черта звать Никос Теримос, и, судя по всему, вы заявились доделать недоделанное, получив рекламацию от заказчика.

— Чудно ты слова складываешь, грек. Словно в Пере живешь у франков.

Вот же ж! Надо за лексикой следить внимательнее, чтобы не получить проблем с коммуникацией.

— И почем нынче похоронить? Или притопить, не знаю ваших планов? Какие расценки у Никоса?

— Дукат получили, – признался незадачливый ассасин образца 1836-го года.

— И где-же пиастры?

— Мы же не дуралеи по ночам с золотом в мошне бегать.

— Какие из вас дуралеи – это мы мигом проверим.

Я принялся шустро обыскивать братьев. Мои подозрения подтвердились. У монашков нашёлся пяток серебряных курушей разного номинала и мелкие монеты в 10 и 20 пар. Что с бою взято, то свято! Угрызений за мародерку я не испытывал никаких. Уважающему себя попаданцу без лута – труба: ни попить, ни подкрепиться, ни номер в местном «Хилтоне» типа караван-сарая не снять. Добыча легко пристроилась в моем креативном «кошелечке» под мошонкой. (А интересно, есть связь между мошной и мошонкой?)

— Да вы богатенькие Буратины, – снова, не подумав, брякнул я, вызвав очередное удивленное хмыканье. Но про «богатеньких» до хроноаборигена дошло сразу:

— Ночью всякое случается. Иногда приходится от патрулей откупаться.

— Что ж мне с вами делать? Понять и простить?

Юнец, ожидаемо, закивал головой.

— Или упокоить? – с сомнением размышлял я вслух.

Моя новая мысль у монашка восторга не вызвала, он затряс головой уже в обратном направлении, но я прижал палец к его губам, чтобы не мешал мне думать. Идея родилась быстро, но все еще хватало доводов за и против. Требовалась пауза на раздумья.

Нищему собраться – только подпоясаться. В моем случае – с помощью двух тканных поясов, снятых с братьев-терпил. Прихватив куколь старшего брата и накинув на плечи рогожку, я осторожно выскользнул из сарая. Обе дубинки и ханджар, к которому у юнца нашлись ножны, я пристроил на присвоенные пояса.

Я тихо крался вдоль деревянных «скворечников» в расчете найти какое-нибудь местечко, чтобы затаиться и понаблюдать за дальнейшим развитием событий. Уверен, моим несостоявшимся убийцам и в голову не придет, что я остался во дворе, как и Никосу, если он выскочит сейчас проверить выполнение его заказа. Увидел узкий просвет между сараями. Закинул туда рогожу, втиснулся сам, сверху прикрыв голову куколем. Хрен меня кто разглядит впотьмах.