– Вот с этим Маркусом мы пили в подвале, когда были в бегах, – мне потребовалось усилие, чтобы не вздрогнуть от этой фразы. – Именно его я люблю. Как сам? Письма я читаю, Владислав хвастается твоими успехами…

– Серьезно?

– Наш кардинал сделал карьеру благодаря вашей дружбе. Все твои успехи — это часть его плана, – Юлий покачал головой. – Бескорыстная дружба в духе Алькасаров.

– Да. К счастью, ты дружишь искренне и безвозмездно. В основном с девушками. И они искренне благодарят тебя за это, – поддел я друга.

– Но-но, я теперь примерный семьянин, – на лице Юлия мелькнула глупая улыбка, он взял бокал с коньяком, подумал и сказал: – Не буду врать, желание вернуться в прошлое есть, времена тогда были прекрасные. Проще и веселее. Но мне мой «гарем» дороже.

– Пять женщин — это очень дорого, – серьезно сказал я.

– Как твоя разноглазая рожа только не треснула от лицемерия! – возмутился Юлий, потом с ужасом добавил: – А потом девочки вырастут. Гимназия, платья, косметика, репетиторы, дополнительные занятия по танцам и этикету. Обязательно все самое лучше… Светлый, мальчики обходятся дешевле!

– Сделай еще одного. Будет дешевле, – подсказал я.

– Дать бы тебе этой бутылкой по голове, Маркус, – беззлобно сказал Юлий, потом хитро улыбнулся и нанес ответный удар: – Ну а ты, Маркус? На брата я уже давно не надеюсь, он женат на власти. А на тебя я могу рассчитывать. Скоро порадуешь тетушку внучатыми племянниками?

– И ты туда же, – я махнул рукой. – Не готов я к этому, рано еще…

– Хочешь совет?

– Валяй.

– К этому никогда не будешь готовым, – рассмеялся Юлий.

– Я так понимаю, ты не хочешь страдать в одиночестве? – хмыкнул Максимус, наливая нам обоим.

– Честно говоря, да, – не стал отрицать Юлий. – Я немножко устал, что все ходят по бабам и пабам, а я пашу, как проклятый, чтобы обеспечивать весь этот гарем.

– Ты и раньше спускал все деньги на прекрасных дам. Что изменилось? – с улыбкой спросил я.

– Чужой, как всегда, в мелочах. Кстати, можешь меня поздравить! Я превзошел короля.

– В расходах?

– В стрельбе, – Юлий похабно улыбнулся. – У Вильгельма было пять выстрелов и три осечки. У меня четыре из четырех в цель!

Я чуть вином не поперхнулся. Максимус нецензурно восхитился, а потом уточнил:

– Все с даром?

– Ну да, мы, конечно, тоже постарались, но всегда есть риск, – Юлий подмигнул мне. Младшие наследовали дар, но четверть обычно рождались «пустыми», а в некоторых семьях – половина. – Так что я планирую, что ты все равно будешь страдать от Алькасаров, правда, уже других. Я же могу на тебя рассчитывать?

– Конечно, – кивнул я. – А Эйра чего хочет? Не думали оставить девочек дома и учить самим?

– Разоримся, – просто ответил Юлий. – Если ты не заметил, эфира тут мало, а нам дают только стандартную долю изумрудов. Одну мы бы еще вытащили, но всех одновременно… Нет, мы не миллионеры, в отличие от некоторых.

Сказано это было без всякого упрека, но я почувствовал, что смутился. Юлий этим воспользовался и продолжил:

– Ну так когда ждать? Не мальчик уже. Двадцать три. Некоторые в этом возрасте уже внуками обзаводятся.

– И кто же? Назовешь кого-нибудь?

– Не меняй тему. Пора бы уже, – веско сказал Юлий.

– Да вы все сговорились, – возмутился я, наливая себе еще один бокал.

– Как видишь, не только меня волнует эта проблемы, – обрадовался Юлий.

– Иди к… брату. Кто-то должен наследовать титул понтифика, когда он его получит, – выкрутился я.

– Вот когда он его получит, тогда и будет искать жену, – подняв палец, сказал Юлий. – Он еще в детстве составил список с требованиями к кандидатке. Ничего про внешность, все про ум и родственников.

Максимус удивленно посмотрел на нас двоих, потом покрутил пальцем у виска.

– Это в его духе, – в один голос сказали мы

– Но признайся, кто-то у Влада есть? Он все-таки не железный, – продолжил упорствовать Алькасар.

– Конечно, есть, – сказал я, глаза Юлия зажглись. – Он имеет целый гарем и тратит на них состояние. Правда, все его шлюхи носят красное и бороды.

– Давай не будем так говорить о конклаве. Им еще канонизировать моего папу, – Юлий осушил свою кружку, потом налил еще. – Ладно, Маркус. Тебе просто страшно. Боишься.

Я усмехнулся.