Люди-крысы добрались до террасы; Ниверс выпрямился и крепко сжал стеклянный нож. Его хватит для еще одной жертвы, маленькой девушки.

— Ты, старый маразматик-извращенец! — крикнула жертва. Он моргнул. Девушка была Аноной; он помнил ее с тех дней, когда был всего лишь верховным жрецом, а не воплощением Франки. Анона была его любимицей, самой юной и свежей в его гареме. Но теперь…

Люди-крысы распластали ее на алтаре. Он был хрустальным, как и весь остальной храм, но за несколько дней запекшаяся на солнце и огне кровь покрыла большую его часть черной коркой. Обнаженное тело девушки контрастно сияло белизной.

— Я скорее умру, чем позволю тебе снова прикоснуться ко мне! — закричала девушка. — Я лучше умру! Я лучше...

Ниверс нанес удар ножом. Анона изрыгнула кровь, снова ослепив его. Горячий черный дым погребального костра окутал Ниверса, наполняя его божественностью. Дым и грозовые тучи, сгущавшиеся над Паломиром, слились в могучую фигуру на небе. По ее бороде струились грозовые тучи, на пальцах сверкали молнии. Она повернулась и целеустремленно зашагала на запад. Никто, кроме людей-крыс, не смотрел Ей вслед.

Кэшел отошел на два шага от двери, достаточно далеко, чтобы женщины могли последовать за ним, а затем остановился, чтобы оценить ситуацию. В трех или, может быть, четырех шагах от них на крыльце бревенчатой хижины сидел мужчина; одна его нога была на перилах. Ни в хижине, ни в нем самом не было ничего необычного, за исключением того, что они были немного великоваты: мужчина был на две ладони выше Кэшела, а хижина была построена для своего владельца. В середине передней стены была дверь, а по обе стороны от нее — окна. Каркас крыши был из досок, выступающих за свес, и был покрыт дерном; теперь в траве росли лютики. Сосны с каштанами и небольшим количеством других лиственных пород простирались к далеким горам за хижиной, а обычные маленькие деревца — камедь, кизил и тому подобное — заполняли пространство.

Позади Кэшела и женщин было озеро; он мог видеть его противоположную сторону, но справа и слева оно простиралось за пределы видимости. На илистый берег было вытащено выдолбленное каноэ; пара дойных коров, стоявших по колено на мелководье, смотрели на него. Замка и двери, из которой вышел Кэшел, теперь нигде не было видно. Откуда-то издалека донесся крик гагары. Человек, который никогда не слышал ее, мог бы подумать, что это крик пропащей души.

Кэшел положил посох на сгиб левой руки, вместо того чтобы держать его наготове, улыбнулся и крикнул: — Привет вашему дому!

— И вам привет, — отозвался здоровяк, поднимаясь со скамейки, на которой сидел. Он был скорее высок, чем широкоплеч, но плечи у него были довольно внушительные. — У меня здесь бывает не так много посетителей. Он помолчал, явно обдумывая свои следующие слова. — Подходите и садитесь, — сказал он, наконец. — Ты и твои друзья.

Кэшел подошел медленно и непринужденно, продолжая улыбаться.

На мужчине была кожаная туника, но оружия видно не было. При всех его габаритах скамейка могла бы сойти за дубину, если бы он решил, что ему она понадобится.

Кэшел вовсе не хотел, чтобы человек так подумал. — Меня зовут Кэшел ор-Кенсет, — сказал он, останавливаясь у крыльца, и кивнул на женщин. — Это Леди Лайана, а это Расиль. Она Корл.

Коровы шли к водопою. Они были c молоком, так что где-то поблизости должен был быть бык; возможно, его загнали в загон на поляне в глубине леса.

— Расиль, — произнес здоровяк, растягивая слоги. Он не был великаном, но даже Гаррику пришлось бы поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — Я никогда раньше не встречал Корлов. Повернувшись к Кэшелу — мужчина, разговаривающий с мужчиной, не решаясь напрямую обратиться к женщинам другого мужчины, — спросил: — Могу я вам что-нибудь предложить? У меня в домике охлаждается молоко и, конечно, есть вода.

— Сэр, — обратился Кэшел, роясь в своем поясе. — Нам велели передать вам вот это. Нас послали сюда, чтобы освободить человека по имени Горанд. Он герой, и ему нужно вернуться в Дариаду. Кэшел держал монету на ладони правой руки. Серебро было в идеальном состоянии, будто его никогда не ломали.

Здоровяк взял монету большим и указательным пальцами, поднял ее, чтобы рассмотреть сначала одну сторону, потом другую. Он подкинул монету в воздухе, поймал и сказал: — У меня сейчас не так много дел с деньгами, — и улыбнулся всем своим посетителям. — Да и раньше тоже, — продолжил он. — Я был воином, а не торговцем. Он снова покрутил монету, затем сжал ее в левой руке. Его лицо застыло в оценивающем взгляде. — Я Горанд, — представился он, — и теперь вы меня освободили. Почему?

— Мастер Кэшел? — тихо спросила Лайана. — Хотите, чтобы я присоединилась к обсуждению?

— Да, мэм, — ответил Кэшел, испытывая огромное облегчение. — Мастер Горанд, я пастух. А Лайана, Леди Лайана может рассказать вам обо всем этом лучше, чем я когда-либо смог бы. Он с благодарностью отступил в сторону.

Горанд оглядел его с головы до ног и ухмыльнулся. — Мне кажется, ты мог бы мне кое-что поведать, парень. Мог бы.

Кэшел, не задумываясь, немного расширил свою стойку. Тем не менее, он держал посох так, как он был, и выглядел настолько невинно, насколько мог выглядеть прочный, окованный железом кусок дерева гикори. — Сэр, — сказал он и сделал паузу, чтобы прочистить горло. Его голос стал хриплым, слова звучали как рычание. — Сэр, у меня есть дела, о которых я должен позаботиться прямо сейчас. Это потом, если вы захотите меня найти, конечно. Если это то, чего вы хотите.