У него больше не получалось замкнуться. Напротив, довольство, покой и изобилие поместья заставили его еще сильнее прочувствовать несчастья и страдания Европы, о которых он был осведомлен лучше, чем большинство его современников.

Он сам жил в уюте и безопасности, но думал о тех, кого в эту минуту арестовывает гестапо, кого пытают и отправляют в лагеря, отдают в руки палачей и СС.

И даже за столом сытные и вкусные блюда напоминали ему о том, что голод угрожает стереть с лица земли целые народы.

На этот счет Керстену сомневаться не приходилось: Гиммлер ввел в действие план организации голода, который должен был выкосить население Бельгии, Франции и Голландии.

Слухи об этом проекте доходили до доктора еще с 1941 года, но они были очень смутными. Только летом 1942 года, то есть всего полгода назад, сопоставив факты и информацию, полученную от Брандта, Керстен понял весь масштаб и всю гнусность этого плана, целью которого было, кроме реквизиций и налогов по праву победителя, подспудно буквально уморить голодом целые страны.

Все проще простого: оккупационные власти, подчиняющиеся Гиммлеру, сделают так, что граждане сами же изымут все продукты с черного рынка и добровольно продадут их в Германию.

Чтобы в этом окончательно убедиться, Керстен обратился прямо к Гиммлеру. Чтобы не вызывать подозрений, он решил ограничиться Голландией — рейхсфюрер знал, насколько близко к сердцу доктор принимает все, что происходит в этой стране.

— Правда ли, — спросил Керстен, — что вы выкачиваете из Нидерландов все запасы продовольствия?

— Не только из Нидерландов, но и из Бельгии и Франции, — ответил Гиммлер.

— Почему?

— По двум причинам, — самодовольно сказал Гиммлер. — Первое — мы получим дополнительные ресурсы. Второе — мы будем рады видеть, как эти народы подыхают с голоду. По их собственной вине. Вот, например, французы — единственные, кого мы считали противниками, большая их часть должна исчезнуть. Чем меньше их останется, тем лучше будет для Германии.

— Какое коварство! — воскликнул Керстен. — Но, даже не говоря о человечности, подумайте о духовном уровне французского народа, который вы хотите истребить исподтишка. Подумайте об их культуре, о том, что они дали миру!

Гиммлер улыбнулся:

— Мой дорогой Керстен, вы слишком человечны, слишком гуманны. Это война на уничтожение, здесь все средства хороши. Почему эти люди захотели сражаться против нас? Они должны были быть на нашей стороне.

Под руками доктора Гиммлер пришел в блаженное состояние. Он закрыл глаза и погрузился в полудрему.

Керстен еще раз попытался заставить Гиммлера проявить великодушие. Он направил все свои усилия на Францию — для Гиммлера она была основной целью. Доктор полагал, что если рейхсфюрер перестанет морить голодом эту страну, то двух других — Голландии и Бельгии — это тоже коснется, так сказать, автоматически.

Каждое утро доктор заводил разговор со своим пациентом о великих художниках и писателях Франции, а еще больше — о королях, рыцарях, паладинах. Но Гиммлер не поддавался и был очень горд своим дьявольским планом. Он говорил:

— Крестьяне всегда выживут. Вот что нам нужно — чтобы Франция превратилась в чисто сельскохозяйственную страну, дойную корову рейха. А горожане — рабочие, интеллектуалы — должны погибнуть. Миллионов двенадцать, мы посчитали.

Еще он говорил:

— Я уверен в результате. Если французы не захотят брать бумажные деньги за продукты, мы дадим посредникам достаточно серебра, которое соберем по всей Европе. Если серебра будет недостаточно — дадим золото. А против золота французы точно не устоят.

Гиммлер закончил:

— В итоге Германия будет ни при чем. Смерть миллионов французов будет на совести жуликов с черного рынка, то есть чистокровных французов. А у нас будут чистые руки.

Керстен уехал в Хартцвальде, так и не добившись хоть небольшого смягчения этой преступной идеи, по исполнении которой нельзя будет обнаружить виновника. Перед самым отъездом он узнал от Брандта о крайне тревожном положении вещей с продовольствием во Франции. В немецкие банки потоком шли контрибуции из завоеванных стран. Спекулянты с черного рынка, вооруженные бесконечными немецкими деньгами, как пиявки, высасывали жизненно необходимые нации ресурсы. С продуктами становилось все хуже и хуже, люди впали в уныние, туберкулез прогрессировал с ужасающей быстротой.

Доктора не покидала мысль о недоедающих детях, которым отмеряли скудные порции дрянного хлеба, в то время как его сыновьям ставили на стол самые свежие яйца, самое лучшее мясо и самое жирное молоко. Пока Ирмгард, благодаря незаконному убою скота, практиковавшемуся в поместье, закармливала его нежнейшей птицей, телятиной и самой жирной свининой, перед его глазами вставали тысячи и тысячи голодающих мужчин и женщин.

6

После праздников, в начале 1943 года, Керстену наконец представилась возможность, которой он так жадно ждал. В первые дни февраля Гиммлер срочно вызвал доктора к себе в штаб-квартиру в Восточной Пруссии.