Шрифт:
Но так нельзя. Должен же быть кто-то, кто будет знать, что отец все еще жив.
От этих мыслей комочек вины и тоски завертелся где-то в груди. Так нельзя.
– Ал, – окликнул его Юдзуру и указал на телевизор, где картинка ночного Лондона сменилось большой собакой в чепчике. – Он на английском.
– Ой.
Ал совсем забыл, какие кассеты у него были на английском, какие на русском, а какие на японском. Половина хранилась дома в Сакраменто, но некоторые и здесь, оставшиеся еще из детства. Пришлось смотреть «Порко Pocco». Потом Ал повел Юдзуру в соседнюю комнату, где хранилась небольшая коллекция манги. Перед стеллажом с фотографиями дедушки и мамы Ала Юдзуру застыл, долго всматриваясь в незнакомые ему лица, а потом свел ладони вместе и опустился на колени. Ал встал за другом, но не повторил его жест. Он никогда вот так не молился, даже не знал, что про себя нужно говорить. Он помнил, как мама в шелковом платке на голове стояла посередине толпы в душном помещении, где приятно пахло и клонило в сон, и говорила попросить здоровья, а потом подвела к иконе за стеклом и сказала поцеловать ее, только не касаясь губами. Нужно было молиться за ее здоровье. Но смысл это делать перед ее фотографией?
– Вы похожи, – наконец, нарушил молчание Юдзуру.
Ал пожал плечами, посмотрев на маму.
– Мне всю жизнь говорили, что я копия отца.
– У вас носы одинаковые.
Ал не сдержался и почесал нос.
– А твой дедушка, – Юдзуру снова посмотрел на фотографии. – Давно он умер?
– Я его не знал, – пожал плечами Ал, всматриваясь в выцветшее лицо с отточенными скулами, уверенной ухмылкой, светлыми волосами, цвет которых на черно-белой фотографии не определишь. – Его задавило комбайном в колхозе еще до моего рождения.
– Где?
– Ну, такие деревни в СССР, где все работали в поле.
– Жуть.
– Коллективизация.
– Я про то, как он умер, – уточнил Юдзуру и поднялся с колен. Его взор обратился на полку под потолком в углу за стеллажом с фотографиями. На расписном пыльном полотенце стояли православные иконы.
– Твоя бабушка не синтоистка? – спросил Юдзуру.
– Всего понемногу, – пожал плечами Ал. – И иконам молится и родственников поминает. Не понимаю такого.
Юдзуру от комментариев воздержался и подошел к долгожданной коллекции манги.
– Сорок пятый том «Джо-Джо», – восхитился он. – Только в начале года же вышел.
– Если хочешь, можешь забрать, – Ал присел на пол. – Мне не понравилось. Рисовка уродская.
– Сам ты уродский. Главное сюжет.
– После того, как вытекут глаза, нет.
Юдзуру толкнул его под бок и присел рядом. Но коллекция манги и комиксов его больше не интересовала, многие из журналов, пусть и не на английском, у него были. А вот пыльных книг русской классики с порванными обложками, пластикового облезшего Деда Мороза, красной неваляшки со страшными глазами, маленьких машинок с открывающимися дверьми, не было.
– Тебе родители с детства дарили такие машинки, – восхищенно протянул Юдзуру, взяв в руки ту самую, напомнившую Алу ниссан. Сейчас же он видел в них явные отличия.
– В детстве я бы ими себе череп раскроил, углы острые. Это тетя с дядей купили. А вообще у меня целая коллекция в Сактаменто, – похвастался он.
– Купили, когда ты жил у них? – Юдзуру дернул за одну из дверок, и она открылась. Он улыбнулся.
– Ага.
– Ты к ним приехал тоже потому, что папа в командировках постоянно?
– Да, – бросил Ал беспечно. – Он потом подумал, что меньше уезжать будет, и домой забрал. А потом по новой.
Ал встал и вернулся в гостиную, чтобы постелить Юдзуру футон.
– Они с твоим папой родные братья? – продолжил допрос тот.
– Они близнецы, – промямлил Ал.
– И не общаются? Странно.
– С характерами в нашей семье? – пробормотал Ал себе под нос. – Нет. Я вообще дядю первый раз только на поминках у мамы видел, когда все здесь у бабушки собрались. И сестру с тетей тоже.
– У тебя есть сестра? – удивился Юдзуру.
Тот пожал плечами в знак согласия.
– И брат. У них еще ребенок родился, – Ал вдруг замер и добавил: – После того, как я уехал.
– Ого, – только и произнес Юдзуру, все еще сидя в соседней комнате и затих.
Ал возился с пододеяльником, думая, почему, если бабушка подготовила футон, не могла заправить одеяло в эту тряпку, когда Юдзуру вновь заговорил:
– Ой, ты тут голый.
– Что ты там нашел?
Ал кинулся в комнату к Юдзуру, который держал в руках старый фотоальбом. На открытой странице было четыре фотографии. Ал в коляске рядом со старушкой в шерстяном платке. Это была его бабушка по маминой линии. Мальчик почти не помнил ее и дедушку, они не общались после смерти мамы. На второй фотографии он с розовыми пухлыми щеками в зеленых колготках в окружении кучи одежды теребит в руках папин галстук. На следующей они с папой, оба в одних трусах, точнее, Ал был в подгузнике, развалились на диване. На следующей он сидел на горшке.
– И зачем это фотографировать? – пробурчал Ал.
– О, там ты еще в розовой ванночке где-то сидел, – Юдзуру любезно попытался листнуть на несколько страниц назад. Ал перехватил у него альбом и листнул вперед.
Они с папой и бабушкой стоят на ступенях перед красивым синтоистским храмом, до которого лестница была длиннее, чем очередь в него. Ал в детских плавках выглядывает из оранжевого надувного круга под синим зонтиком. Ал, перемазанный шоколадом, которого вытирает мама в махровом халате. Ал в окружении родителей на диване в их доме в Сакраменто перед своим первым походом в школу. Он захлопнул альбом, подняв облачко пыли.