– Ал, – начал Юдзуру, но Ал чихнул, не дав ему закончить.

Альбом выпал из рук и открылся на первой странице. Совсем маленький Ал лежал на пеленальном столике. Без подгузника. Юдзуру засмеялся, а Ал снова захлопнул альбом и пихнул его обратно на полку.

– Кончай ржать, будто у тебя таких фоток нет.

– Расслабься, у меня есть фотография, где я в позе супергероя держу свой загаженный подгузник.

– Вчера сделали? – улыбнулся Ал и встал в соответствующую позу. – На страже горшков. В роддоме не сказали, что ты будешь спасать мир?

– Нет, я так громко орал, что маме сказали, что я буду певцом.

– Почти угадали, пианист. Тогда у меня так красиво лежала рука, что маме сказали, что я буду художником, – парировал Ал.

– Вот так лежала? – Юдзуру скрючил руку, как старик.

– Иди ты, – Ал кинул в него подушку.

Юдзуру попытался сделать то же самое, но Ал рванул на улицу.

– Быстрый ты явно не как супергерой, – крикнул он другу.

В этот момент из кухни показалась бабушка и непривычно резко крикнула:

– Хватит орать.

Ал с Юдзуру замерли как по команде, один на крыльце с подушкой в руках, второй под сохнущей простыней и босиком.

– Живо спать, – скомандовала бабушка.

Ал испугался, что она начнет ругаться на Юдзу, и поэтому переключил внимание на себя.

– Еще десяти нет, – тихо произнес он.

Бабушка пронзила его острым, словно об него можно было уколоться, взглядом, и бросила:

– Если дома отец тебе позволяет так себя вести, я нет.

И она скрылась на кухне, хлопнув дверью.

«Дома?».

– И что это с ними всеми на ночевках происходит? – задумчиво произнес Юдзуру.

– Пойдем еще что-нибудь посмотрим, – Ал развернулся и вошел в дом.

Они включили «Черепашки ниндзя» на английском, как попросил сам Юдзуру. В итоге он ничего не понял, и Алу пришлось вынуть диск. Как раз в этот момент бабушка вернулась домой и прошла в свою комнату мимо гостиной, даже не заглянув в нее. Ал сделал вид, что не заметил этого.

– Давай ложиться спать, – предложил Юдзуру.

Ал выключил свет, но спать ему не хотелось. Мимо дома проехала машина, на стене заплясали блики от фар.

– Может, прикроем седзи в ту комнату? – спросил Юдзуру откуда-то снизу.

Алу было неловко, что он, как и всегда спал на диване, а друг на футоне, но давно уже понял, что японцам нормально спать на полу. Он повернул голову в сторону маленькой комнатки, где они смотрели его старые фотографии, единственной, которую они так и не закрыли за раздвижными дверьми.

– Боишься? – спросил Ал.

– А ты нет?

Он устремил взгляд в темноту, где на стеллаже стояли фотографии его мамы и дедушки. Без очков он не разглядел бы их даже при свете.

– Это же просто фотографии, – бросил Ал.

– Я не про них, а про темноту. Почему ты должен их бояться? – не понял Юдзуру. – Это же твои родственники.

– Я не привык к вашим традициям, – ответил Ал и в голове снова прозвучали слова бабушки. «Если дома ты так себя ведешь…». Дома, не здесь. – Для нас любые вещи или фотографии покойников – не то, что можно выставлять. И любой призрак, даже родственник, может быть страшным или опасным.

По взгляду Юдзуру, Ал сообразил, что друг все равно не до конца его понял.

– Они могут прийти к тебе и забрать с собой, – тихо произнес он. Юдзуру поежился.

– Забрать может екай, – прошептал он. – Призрак ***.

– Призрак кого? – переспросил Ал.

– Человека, убившего себя. Они приходят во сне, когда человек ближе всего к смерти, чтобы лишить мучений и его.

Ал задумался. Он подумал, что лучше всего смерть от пули – быстро. Даже в старости люди могут умереть от инсульта или инфаркта, а это больно. Если сталь пройдет аккурат в сердце или голову – ты не успеешь почувствовать боль. Только тебе будет страшно, когда в тебя нацелят пистолет.

– Во сне умереть так спокойно, – сонно пробормотал Ал.

– Тебе не страшно о таком говорить? – спросил Юдзуру откуда-то снизу.

– Страшно будет, когда я буду умирать, – пожал плечами Ал и, немного подумав, велел: – Двигайся.

Юдзуру не успел ничего сказать, как крякнул от тяжести – Ал скатился с дивана прямо на него.

– Что ты делаешь? – злобно прошептал друг, садясь.

Ал стащил свое одеяло и подушку с дивана и закутался в них.

– Юдзу, мне теперь страшно одному спать, – лениво протянул он.