Опять звонит телефон. На экране имя падара. Отправляю его прямиком на автоответчик.

– Не вмешивайте Сэма в это. – Понятия не имею, к кому я обращаюсь и слушает ли меня кто-нибудь вообще, однако все-таки говорю. На всякий случай. – Он больше не доставит хлопот, обещаю. Только оставьте его в покое.

И возвращаюсь к работе.

Кажется, не успела глазом моргнуть – и вот уже Четвертое июля.

Я в гостях у Фарибы-аммы. Вокруг царит суета. Моя тетушка помогает падару развешивать во дворе гирлянды лампочек. Свежеподстриженная лужайка укрыта красным, белым, синим. На ветерке весело покачиваются воздушные шары. В воздухе пахнет соленой водой и автомобильными выхлопами.

Я сижу на траве, смотрю на запруженную парковку и залив Литл-Нек, стараюсь держаться как можно дальше от звонкой музыки, льющейся из дорогой акустической системы «Сонос». Пальцы в ритме отчаяния перебирают браслет, пытаясь разогнать холод, проникший уже до локтей.

По непонятной причине падар решил в этом году отметить Четвертое июля торжественным праздником.

– Вечер будет незабываемым, – сказал падар сегодня днем и поцеловал меня в макушку. Энергия била из него ключом. Все его тело испускало волны чистой радости.

Я была (да и сейчас осталась) на сто процентов озадачена.

– Почему? – спросила я, когда он отправил меня готовиться.

Единственным ответом была широченная улыбка.

Искоса смотрю на свое отражение в экране телефона. И не узнаю себя. Не потому, что на мне макияж и контактные линзы. И не потому, что волосы уложены длинными темными локонами, четко выделяющимися на фоне бело-голубого коктейльного платья.

А потому, что я вообще себя не вижу. Вместо этого вижу мелкие тени Малики и биби, баба Калана, биби Калан и халы Фарзаны. Мелкие тени, которые рождают множество вопросов и всего одно требование: вернись в Самнер.

В голове словно стучит барабан, и я не могу выключить его по ночам. «Вернись, вернись, вернись».

Вздыхаю. Сегодня я туда не пойду. Встаю на ноги, пошатываясь. Сегодня я должна быть здесь. Выяснить, далеко ли падар уклонился от курса. И так как я не хочу волновать Айшу, нацепляю на лицо фальшивую улыбку, хотя на самом деле давно забыла, что это такое – радоваться. Делаю снимок и провожу время в групповом чате моих двоюродных братьев и сестер.

– Меня что, обманывают глаза? – Навстречу плывет моя двоюродная сестра Эман под руку с Махой. – Или я вижу привидение?

– Если учесть, что в разгар лета она совсем не загорела, версия вполне правдоподобная, – смеется Маха, обнимая меня.

Моих рук хватило бы, чтобы дважды обхватить ее тоненькую фигурку. Хотя я по американским меркам не такая уж высокая, девочки со стороны отца все как одна миниатюрные – кодовое обозначение очень, очень маленького роста.

– Была у мамы, – пожимаю я плечами. – Сами знаете, каково это.

С лица Эман не сходит приветливое выражение, но в глазах мелькает неуверенность.

– Впрочем, я рада, что ты здесь. Мы по тебе очень скучали.

– Да. И, может быть, после сегодняшних новостей появится повод видеться с тобой почаще.

Под светом гирлянд, падающим сквозь кроны деревьев, застываю на месте.

– Каких новостей?

Эман и Маха смущенно переглядываются.

– Ты же знаешь, зачем мы сегодня собрались, правда? – спрашивает Эман.

– В честь Дня независимости.

Эман приближается ко мне на шаг.

– Ты правда не знаешь? – шепчет мне на ухо.

– Видимо, нет. – Отвечаю ей самым непроницаемым взглядом. – А что такого знаете вы?

– Я…

Позади нас гремят взрывы. Старший брат падара запустил несколько праздничных фейерверков. Вся семья Рахмат, все восемь человек, радостно вскрикивают и хлопают в ладоши. Музыка нарастает и ревет уже на весь дом. Мы с Эман смущенно переглядываемся. У входа на задний двор зажигают бенгальские огни. Все выстраиваются в две шеренги, соединив руки в арку.

– Что тут происходит?..

Немногочисленная семья отца всегда терялась на фоне широко разросшегося клана моей мамы, однако их отличала та же тяга к секретности. В этот миг они походили на армию, выстроившуюся против меня.

Щебет моей тетушки переплетается с грохотом музыки. Под эту какофонию, раздающуюся с заднего двора, появляются двое – падар и какая-то женщина в длинном голубом платье.

Я вижу, как она держит падара за руку, и для меня наступает тишина. Мир плывет. Потом он целует ее в щеку, и все возвращается – звуки, краски, все.