Шрифт:
Прикусываю губы, надуваю щеки. В воздухе вокруг нас со свистом взлетают одинокие фейерверки. Куда ни глянь, на все триста шестьдесят градусов вспыхивает свет и вьется дымок. В его прядях я вижу нас с Сэмом. Мы сидим на холоде, скрестив ноги, и смотрим, как на другой стороне улицы ссорятся силуэты моих родителей. Я чувствую теплые объятия родителей Сэма – они уводят нас на чашечку горячего какао с пончиками. Моргнув, прогоняю видение, и прежнее гадостное чувство снова поднимает голову.
Потому что то, чего я хочу, давным-давно осталось позади.
В месте, где я впервые испытала счастье, говорю:
– Я бы все отдала, что угодно сделала бы, кого угодно предала бы за то, чтобы вернуться в прошлое. – Горблюсь, обхватываю себя руками, волосы окутывают лицо, будто занавес, ноги все так же болтаются в воде. – Если бы было можно, я бы осталась там навсегда.
– Сара, это не реальность. – Мне на плечо ложится теплая рука Сэма. Легкая и неуверенная. – Нельзя жить только в своих мыслях.
– Думаешь, я этого не знаю? – Моргаю, стряхивая слезы, и вытираю под глазами. – Думаешь, я не понимаю, как нелепо это звучит? – Нервы натянуты до предела, сижу как на иголках. В крови бурлит адреналин. Дрожу всем телом и не могу остановиться. Печаль стискивает сердце и не может остановиться. Мысли куда-то мчатся и не могут остановиться. Пальцы трясутся и не могут остановиться.
– Сара. – Сэм кладет ладонь мне на руки. Очень мягко разворачивает меня так, что мои ноги снова оказываются в лодке. Не сводит с меня огромных встревоженных глаз. – Остановись.
– Не могу, – шепчу я в ответ.
– Можешь. – Сэм склоняется ближе и берет меня за руки. – Если позволишь себе опереться на кого-то. На меня.
Вот. Опять.
Невысказанная правда, скрытая в осторожных словах.
Записка в крепко запечатанной бутылке.
«Я не могу нуждаться в тебе, – мечутся у меня в голове слова. – Я не могу любить тебя».
Поднимаю глаза, зная, что тушь безнадежно размазалась. Вздрагиваю. Потому что вижу у Сэма в волосах красные блики, вижу, как они просачиваются сквозь его искреннее лицо в вены, придающие этот цвет его глазам, щекам, шее, плечам, запястьям. Чувствую судороги гнева, вижу в его зрачках кричащее отражение Малики.
– Я только утащу тебя в бездну за собой. – Я каменею и отдергиваю руки. – И не нужен ты мне в роли Меджнуна. Не нуждаюсь я в спасителях.
– Тогда почему продолжаешь цепляться за это? – Он кивком указывает на мой браслет. Его слова больно ранят меня. – Если наша дружба для тебя ничего не значит, то почему ты всегда держишься за этот браслет, как за единственную спасительную соломинку? Я его подарил тебе полтора года назад. – Он встает и чуть не выкрикивает последние слова.
На нас начинают оборачиваться. Выплываем на середину озера. С нашего пути сворачивают другие водные велосипеды.
– Эй, у вас там все в порядке? – доносится из темноты нерешительный голос Айши. – Аман, ты можешь крутить педали еще медленнее? Двигай к ним, живей!
– Разреши напомнить, что у тебя тоже есть пара ног. Пусти их в дело, и пойдем быстрее, – парирует Аман.
– Где твое понятие о рыцарстве? – спрашивает Айша.
– Не хватало только их в это впутывать, – ворчу я, торопливо обуваясь. – Не мог уж сохранить дело в тайне.
– И стать таким же, как ты? Превратиться в каменную стену? – Сэм трет голову, словно его мысли мчатся с колоссальной скоростью. – Ты будто повернула выключатель. Только что была моей лучшей подругой – и вдруг тебя нет. А я… А ну, перестань! Ты что, хочешь сбежать прямо отсюда? – Сэм хватает меня за руку. А я уже почти решилась прыгнуть за борт с риском погубить новенький телефон.
– Пусти, – цежу я сквозь стиснутые зубы.
– Нет. На этот раз не убежишь. – Голос Сэма ломается, и я перестаю вырываться. Его глаза по-настоящему стекленеют. Тьфу ты. Что я натворила. – Все эти полтора года, знаешь, ты была мне очень нужна. В пандемию отцовская компания разорилась, мы остались без средств к существованию. Я помогаю с ремонтом домов, но этого не хватает, и, боюсь, мы потеряем все… – Он умолкает.
– Черт возьми. Сэм. – Чувствую себя последней дрянью. – Я не знала.
– Ты и не спрашивала. А вот та Сара, какой ты была до той ночи, спросила бы. – Его взгляд прожигает мне кожу дотла. Мне кажется, будто мы стоим на обрыве над пропастью и занимаемся перетягиванием каната, а канат между тем становится все тоньше. – Я придумывал за тебя отговорки. Ждал. Потому что ты с шести лет была мне лучшей подругой. Я твердил себе, что смогу это выдержать. Что значат год-два каких-то трудностей, если позади у нас восемь лет замечательной дружбы? Но теперь мне не кажется, что эта твоя новая сущность пришла лишь на время. Впусти меня, мне это очень нужно. Сара, нельзя снова и снова разбивать мне сердце, я этого не выдержу.
– Поберегись! – объявляет Аман, и его лодка весьма ощутимо врезается в нашу.
Хватаюсь за край, чтобы не свалиться за борт.
Их откидывает назад метра на полтора.
– Ты чего, пытаешься нас опрокинуть? – кричит на Амана Айша.
– Значит, ты хочешь сказать, что после этого невыносимо дрянного вечера ты притащил меня сюда, чтобы… – Слова не идут на язык. Разве друзья могут расстаться? Неужели так бывает? Дышать неимоверно трудно, и даже на открытом воздухе легкие горят огнем. Кажется, будто внутри у меня пламя и стекло.