В целом, несмотря на все опасения, я вернулась из поездки и с удивлением обнаружила, что жизни членов моей семьи ничто не угрожало и без меня они… в порядке. Из-за чего я испытываю странную смесь шока и облегчения.

Оз и Дефне отправились на Турнир Пастернака, а значит, я осталась практически без присмотра. Мне бы использовать высвободившееся время, чтобы нагнать остальных участников марафона по Гарсии Маркесу, на который я подписалась на «Гудридс», выучить все столицы мира или покрасить волосы в блевотно-зеленый. Да что угодно. Вместо этого я разбираю партии Нолана.

Ярость, которую я испытывала в нашу последнюю ночь в Торонто, превратилась в холодное негодование. Нолан много чего сказал обо мне, и некоторые вещи совершенно случайно оказались правдой. В конце концов, даже сломанные часы показывают правильное время дважды в день. Но все же у него не было права. Игра в вопросы была тупой. Надеюсь, никогда не увижу его снова. Скорее всего, это не так.

Но я хочу по косточкам разобрать те шедевры, которые, к моей досаде, представляют собой его партии. У меня так и чешутся руки внести данные в шахматную программу. Я упиваюсь его невероятным талантом к уничтожению оппонентов: он лишает их возможности активной игры и затем нападает, будто голодный тигр. Со временем я все больше одержима мыслями о Нолане, так что, возможно, именно поэтому все еще думаю о нем, когда в воскресенье вечером начинаю переписываться в «Тиндере» с парнем по имени Алекс.

Уже через мгновение приходит ответ, но я настолько в своих мыслях, что несколько минут лежу на диване и анализирую вариацию берлинской защиты Сойера, чтобы убедиться, что это точно она.

Как у меня дела в последнее время? Немного странный вопрос. Я возвращаюсь к его профилю и изучаю парня на фото, который теперь кажется немного знакомым. Он милый. Темные волосы. Темные глаза. Хотя не такие темные. Не такие, как у…

Не-а. Не шучу. К счастью, он пишет до того, как я в этом признаюсь.

О. Тот самый Алекс – правда, теперь у него растительность на лице. Помню, помню. Он был такой… обычный. Возможно, именно поэтому я о нем с тех пор и не вспоминала.

Следующее сообщение представляет собой три эмоджи-огонька. В принципе, для этого я и зашла на «Тиндер», но мне становится скучно.

Я размышляю о том, что бы на месте Алекса сказал Нолан. Как бы вел себя в Сети. Как бы пытался подкатить к кому-нибудь. Вряд ли у него бы что-то получилось. Разве он не девственник? В постели от него мало толку.

Но вместе с тем сложно представить его неудачником. Не с этими темными внимательными глазами, не с тем, как он аккуратно обхватывает шахматную фигуру своей большой ладонью, не с его прекрасными, гениальными игровыми стратегиями. На Олимпиаде, когда совершал ошибку или жалел о каком-то ходе, он бормотал что-то себе под нос. У меня мурашки бегали по телу. По идее, в этом не должно быть ничего сексуального, но я…

Телефон вновь тренькает. Испуганно смотрю на экран. Забыла, что он вообще у меня в руках.

Решил «замутить». Хотя напрямую, конечно, не скажет. Готова поспорить, Нолан не стал бы ходить вокруг да около. Готова поспорить, он написал бы что-то вроде «заняться половым актом» и…

О боже.

О боже.

Ставлю телефон на беззвучный и, когда он вибрирует, сообщая, что Алекс ответил, не проверяю ответ. Какого черта я думаю о Нолане, когда пытаюсь назначить встречу с другим человеком? Что он вообще забыл у меня в голове?

С меня хватит. Все. Это расстраивает. Смущает. Это ненормально. Больше никаких партий Нолана. Больше никакого Нолана. Мне нужно… Я не могу продолжать думать о нем.

«Начну завтра, – говорю я себе, ожидая, пока нагреется вода в душе. – Больше не буду смотреть его партии. Я выкину его из своей жизни. Завтра».

И я действительно в это верю. Пока завтра не наступает.

В «Вэнити фэйр» напечатали статью.

Это уже само по себе проблема, потому что за ее прочтение надо заплатить. Когда Истон присылает мне ссылку («Ты с ним мутишь? Круто, что о личной жизни лучшей подруги я узнаю из “Вэнити фэйр”!!»), я могу видеть только заголовок: «Сойер занимает второе место на Турнире Пастернака, закончив опасную финальную партию ничьей».

Всю ночь кручусь и верчусь в кровати. Сейчас за окном еще темно, яркий свет от экрана телефона режет глаза, и Голиаф с гордостью вылизывает свою задницу где-то около моего левого уха.