– Нет, – и он не лжет. Он вообще когда-нибудь врет? – Наверное, должно. Но.

Это его «но» неопределенно повисает в воздухе.

– Почему?

Нолан цокает языком:

– Ты не заслужила права спросить.

Новое поле. Новая игра. Очередная победа Нолана. Моя очередь бить по столу. Теперь уже пустая бутылка звенит, ударяясь о дешевый пластик, и у меня в горле копится раздражение. Да пошло оно все.

– Ты жульничаешь? – ехидно интересуюсь я. Внутри меня все горит.

– Нет. Но наблюдать за тем, как ты проигрываешь, когда теряешь самообладание, – сплошное наслаждение. Я бы посоветовал тебе поработать над этим.

– Я не теряю самообладание. И то, как я играю в крестики-нолики, едва ли…

– Вопрос, – перебивает меня Нолан, в голосе сквозит сталь. – Почему ты притворяешься, что не хочешь всего этого?

– Всего этого?

Он жестом охватывает пространство вокруг себя:

– Шахматы. Почему притворяешься, что не хочешь играть в шахматы?

– Ты меня не знаешь, – ощетиниваюсь я. – Шахматы мне не очень-то нравятся.

Нолан качает головой, и слабая улыбка превращается в ухмылку: он снова выигрывает, воспользовавшись моей заминкой. Мои руки дрожат, и мне все надоело.

– Ты тоже это чувствуешь, правда, Мэллори? – он давит на меня своим низким голосом. – Когда играешь, чувствуешь то же, что и я.

Я сжимаю зубы:

– Без понятия, о чем ты. Шахматы – глупая игра с доской и…

– Это глупая игра, но твоя глупая игра. Я вижу, как ты смотришь на фигуры. Они весь твой мир, не так ли? Та вселенная, которую ты выбираешь сама для себя, где тебя никому не остановить. Здесь ты королева. Король. Конь. Кто угодно. Если хорошо изучишь правила, то все будет под твоим контролем. Сможешь спасти фигуры, которые тебе важны. В реальной жизни ведь совсем не так, да?

Как он смеет делать вид, что знает меня? Что он…

Ненавижу его.

Не помню, когда в последний раз была в такой ярости. Чувствую, как в желудке закипает кислота. Я вырываю рекламку у Нолана из рук и рисую новое поле, едва не порвав листок. Спустя семь попыток наконец-то одерживаю победу.

– Какого черта тебе от меня надо? – огрызаюсь я и подаюсь вперед, стреляя молниями из глаз.

Нолан выгибает бровь.

– Я не понимаю, – практически кричу, – почему ты здесь, когда на следующей неделе турнир? Почему думаешь, что все про меня знаешь? Почему тебя вообще волнует, что я думаю о шахматах?.. – заканчиваю злым, животным звуком.

Если Нолана мои слова и задевают, то он этого не показывает:

– Я думал, ты догадываешься.

– Ошибаешься. Просто скажи, чего ты хочешь и…

Нас прерывает громкий звук.

Я поворачиваюсь к двери. Тану вместе с ребятами возвращаются со стопкой коробок с пиццей и что-то кричат про пеперони и анчоусы со скидкой. До меня доходит, насколько я близко к Нолану, и я успеваю отпрянуть. Но он продолжает упрямо смотреть на меня с едва различимой улыбкой на губах.

– Я так понимаю, игра окончена, – говорит он и встает, чтобы помочь Тану. – Доброй ночи, Мэллори. И удачи.

Дарси в восторге от худи с морской свинкой («Ты пока просто отмазалась – Голиаф не захочет спариваться с нарисованной свинюшкой»), и даже Сабрину удалось впечатлить роликами с кленовыми листьями, из-за которых я едва не опоздала на самолет и которые едва уместились в сумку.

Но ее любовь ко мне непостоянна. «Ты лучшая!» – говорит она мне в среду после того, как я отвожу ее к Маккензи. Но в четверг, обнаружив ее в слезах посреди гостиной из-за какого-то поста Маккензи в соцсетях, я слышу: «Почему ты всегда лезешь в мою жизнь? Почему никогда не можешь заняться своими делами?»

– Если мое тело найдут в канаве, – говорю я маме, – скажи полиции, что она ни при чем. Скорее всего, вина будет на ней, но я не хочу, чтобы она всю жизнь провела в тюрьме.

– Она злится не только на тебя, но и на весь мир.

– Скажи, я была такой же в четырнадцать? – Это глупый вопрос. Мне все еще восемнадцать, но я чувствую себя такой же древней, как леди из «Титаника». Кроме случаев, когда сравниваю себя с Истон: в отличие от нее я как будто застряла в вечном пубертате.

– Однажды я попросила тебя перестать оставлять банку с арахисовым маслом открытой, и ты назвала меня диктаторшей.

Я издаю стон:

– Неужели и Дарси будет такой же?

– Ага, – мама хлопает меня по плечу. – Просто вместо арахисового масла у нее будет «Нутелла».