его матерью, но в первую очередь она была женой Данте...

Поэтому он отпустил его.

Внезапно Данте схватил Винни за горло и сжимал его до тех пор, пока

Винни не упал на колени.

— Ты, блядь, трус. Как ты, блядь, смог так хорошо скрыть, какой ты

большой пиздюк? Не нужно было иметь много мужества, чтобы убить

нежную женщину, которая и мухи не обидит, или стрелять в кого — то, когда

тебя не видно! не видно! Ты, блядь, проныра, раз спрятался посреди ночи, чтобы заложить бомбу!

Наконец Данте ослабил хватку на горле Винни, когда тот начал

багроветь и задыхаться. Вынув сигару изо рта, Данте поднял ее высоко в

воздух.

— Око за око.

Драго придержал голову Винни, и Данте вонзил тлеющий кончик

сигары в левый глаз Винни.

Позволив Винни только один мучительный крик, Данте снова сжал его

дыхательные пути, оставив сигару в глазнице.

— Драго, нож, — приказал Данте.

Когда Драго посмотрел на него в поисках разрешения, Лука покачал

головой. Затем он медленно шагнул вперед. Вытащив свой собственный нож, он понимающе кивнул отцу.

Данте позволил Винни еще раз вскрикнуть, воспользовавшись

возможностью зажать Винни рот.

— Лживый язык, за предательскую ложь, которую ты говорил.

Лука взял нож и отрезал язык Винни, положив мякоть в передний

карман костюма лжеца.

Булькающие звуки, издаваемые Винни, показали всем, что он еще

очень даже жив.

Лука мог бы сказать, что One— Shot принадлежит ему, но он протянул

окровавленный нож отцу.

Взяв его, Данте крикнул Винни:

— И сердце за то разбитое сердце, которое ты вырвал у меня. Он

вонзил нож в грудь своего старого друга, вырезая сердце Винни, вырывая его

прямо из тела, и заставил Луку вновь проникнуться уважением к своему

отцу.

Сжав сердце в руке, Данте бросил его на землю и стал разбивать под

ботинком, снова... и снова... и снова...

— Папа. Лука не мог вспомнить, когда он в последний раз называл его

так, но почему — то это казалось уместным.

— Он умер.

Словно не слыша Данте, он начал пинать мертвое тело Винни, и когда

Сэл двинулся, чтобы остановить его, Лука покачал головой. Он мог понять

гнев своего отца. Хлоя была права: Данте очень любил свою мать, и это было

единственное, в чем Лука всегда был уверен. Горе, которое Данте копил в

себе и прятал от всех, кто видел его боль после смерти жены, наконец — то

вырвалось на свободу и обрушилось на человека, виновного в ее убийстве.

Только спустя несколько минут Данте бросил нож на землю и снял

пиджак. Внешняя сторона пиджака была в кровавых пятнах, а внутренняя

использовалась для того, чтобы вытереть залитое кровью лицо.

— Ты ничего не смог сохранить для нас? язвительно спросила Лука, видя, что Данте снова рассуждает здраво, накидывая пиджак на

окровавленное тело.

— Нет. Данте посмотрел на него, затем на Сэла, на Драго и на всех

остальных мужчин, которыми он обычно командовал.

— Я хочу, чтобы вы все могли смотреть в глаза Винсенту в ближайшие

годы.

Это были добрые слова человека, который когда — то был главой этой

семьи.

Глядя на своего предшественника, Лука пришел к двум осознаниям...

Данте был не только одним из величайших донов в истории, но и

сыном своего отца.

Глава 25 — Нежелательный конец

Свежевымытый и искупавшийся Люцифер сел за стол, накрытый для

него в камере. Когда он потянулся к другому краю стола за тарелкой, кончики его пальцев остановились в миллиметре от желанного предмета, который сидел едва ли не на самом краю.

— Терпение, — прислушалась Лука, взяв нож и вилку, чтобы начать

резать теплый стейк.

Дьявольские глаза с предвкушением метались между аппетитно

выглядящим блюдом и сидящим напротив мужчиной. Облизав губы, он

наконец спросил:

— По какому случаю?

Подняв вилку, Лука откусил кусочек поменьше и убедился, что вкус