— Ты упрямая, — говорит он с ухмылкой. — Это качество, которое, как я вижу, наверняка усложнит мою жизнь. Но я почти уверен, что тебе следует почаще работать на нас.

— После этого я больше никогда не буду работать ни на тебя, ни на кого-либо с тобой, говорю я ему со свирепым взглядом. — Я делаю это по принуждению, потому что ты вынудил меня к этому. Не потому, что я хочу этого. Мне все равно, что ты думаешь обо мне. Я ненавижу тебя.

Это не совсем правда. Часть меня, та часть, которую я не хочу рассматривать слишком пристально, чувствует тепло и сияние от того, как он назвал меня упрямой, с чем-то близким к восхищению в его голосе, смешанному с чем-то вроде нежного раздражения. Меня не должно волновать, что он думает обо мне, но эта крошечная часть меня волнует.

Это та же часть, в которой я почувствовала прилив сил, когда он прижал меня к двери и когда он говорил о том, чтобы привязать меня к кровати.

Я никогда раньше не встречала такого человека, как Левин. Я серьезно говорю, что ненавижу его, в этот момент я ненавижу, но я также более чем немного очарована им. Он опасен и красив, хитер и загадочен, и я заперта с ним в гостиничном номере, кто знает, как долго.

Какой, на самом деле, резонанс.

— Я согласна на твои условия, при условии, что ты выполнишь свою часть сделки, – говорю я ему, надменно вздергивая подбородок. – Итак, когда я смогу вернуться в свою квартиру?

Левин ухмыляется.

— Пока я не решу, что могу доверять тебе в том, что ты не снимешь все свои деньги и не уедешь первым поездом из Москвы, и когда я увижу какие-то реальные результаты. До тех пор, как я сказал, ты останешься в этой комнате. Ты выйдешь, когда я тебе скажу, чтобы повидаться с Гришей. Ты останешься с ним на столько времени, сколько потребуется, чтобы сохранить видимость ваших отношений, а затем вернешься сюда и отчитаешься передо мной. — Он непоколебимо выдерживает мой взгляд, его голос холодный и ужасно деловитый. — Теперь ты работаешь на меня, Лидия, ценой продолжения твоей жизни и жизни твоей бабушки, подслащенной десятью тысячами долларов США. Твой контракт истекает, когда я скажу, и не раньше.

Я чувствую, как мое горло сжимается от беспокойства при каждом слове, руки сжимаются в кулаки.

— Когда ты собираешься сказать мне, что именно тебе нужно от Гриши?

— Скоро. — Левин встает, его высокая фигура разворачивается передо мной, и на мгновение я оказываюсь почти на уровне его паха, все еще сидя на кровати. Я ничего не могу с собой поделать, мой взгляд скользит к его молнии, и я вижу едва заметные очертания его члена, прижимающегося к джинсовой ткани его обтягивающих черных джинсов.

Он больше не твердый, может быть, в лучшем случае немного возбужденный, что просто подтверждает то, что я чувствовала, когда он прижимал меня к двери... он чертовски огромен.

Больше Гриши, это точно.

Эта мысль не должна заставлять мой желудок сжиматься, а между ног разливать тепло, но это так. Часть меня даже хочет толкнуть его, разозлить, просто на тот случай, если я снова почувствую, как он прижимается ко мне. Но я также почти уверена, что Левин не тот человек, с которым я хочу начинать что– то, что не уверена, что смогу закончить. Возможно, он не из тех, кто заставляет меня, но я уверена, что даже у него есть свои пределы.

Он проходит мимо меня, как будто вообще ничего не замечает, направляясь к кожаной спортивной сумке, стоящей рядом с комодом. Я чувствую болезненный укол беспокойства, когда он тянется к ней, одному Богу известно, что там внутри, но я должна верить, что он не причинит мне вреда. Что он сдержит свое слово.

Это все, что есть между нами на данный момент. Хрупкое доверие, что, если я сдержу свое слово, он сдержит свое.

Это не так уж много для начала отношений, даже рабочих.

Но это все, что у нас есть.

6

ЛИДИЯ

То, что Левин достает из спортивной сумки, достаточно безобидно. Это телефон: тонкий и черный, раскладной, явно одноразовый. Он протягивает его мне, и хотя он достаточно легкий, на ощупь он тяжелый. Он ощущается в моей ладони, делая все это интуитивно реальным.

Официальным.

На какую бы теневую организацию Левин ни работал, действительно ли она частная или как-то связана с правительством, на кого бы он ни работал и с кем бы ни был замешан Гриша, я теперь часть этого. Я не хочу быть этой частью, но ничего не могу с этим поделать. Телефон в моей руке словно подтверждает этот факт.

— Ты будешь использовать его в основном для того, чтобы сообщить мне, когда ты прибудешь на место встречи с Гришей в любой момент времени, и когда ты вернешься сюда после проведенного с ним времени, — говорит Левин, снова садясь. — Я буду точно знать, сколько времени тебе потребуется, чтобы добраться туда и вернуться, так что не думай ни о каких компрометирующих делах между пунктами А и Б.

— Почему бы тебе просто не воткнуть мне под кожу маячок? — Огрызаюсь я, в моем голосе слышится раздражение, и Левин поднимает бровь.