Шрифт:
— Выйдем в коридор, — коротко сказал он, целуя в висок прильнувшую к нему супругу.
В коридоре, встав в самом конце, ближе к туалету, он закурил, не сразу начиная разговор.
— Трое… — и щелчок зажигалки, — молодые ребята, спортивные. Под шпану зачем-то косили, но нет…
Затянувшись, он чуть помолчал и продолжил:
— Трубой сперва по голове дали, я в последний момент почти увернулся, слегка зацепило. Поплыл, но…
Он усмехнулся криво.
— … опыт. Отскочил, отмахиваться начал. Вижу — нож, ну я куртку на руку, на предплечье намотал, и…
— Отбился, в общем, — покосившись на маму, скомкал он рассказ.
— А куртка? — поинтересовался я, смутно догадываясь об ответе.
— Милиция забрала, — подтвердил он, — вещественное доказательство! С ними… вообще, нехорошо очень, странный разговор был.
— Да и вообще, — он решительно сменил тему, — толку-то от этой больницы? Раны обработали, зашили, а лежать я и дома могу!
Выписаться оказалось той ещё задачей, но это ожидаемая проблема. Родители, вооружившись положенными по негласному Уставу заискивающими улыбками, шоколадками и двумя бутылками «отдудашнего» алкоголя из моих старых запасов, выступили в поход против Бюрократии от Здравоохранения.
— Постой пока в коридоре, ладно? — попросила мама, настроившаяся на не последний, но, несомненно, решительный бой. Ноздри раздуваются, а на лице жалобное выражение сменяется яростным, и ясно, что всю эту мимику, весь свой артистизм она пустит в ход, едва откроется первая дверь.
— Я лучше в вестибюле постою, или у входа! — быстро перехватываю инициативу, пока она не убежала.
— Ну… ладно, — чуть подумав, кивнула мама, и они с отцом отправились в рейд по безликим кабинетам. Через несколько секунд, обернувшись, она добавила, — Мы быстро!
— Ну-ну… — пробормотал я, начиная медленно спускаться по лестнице, осторожно лавируя между больными и медперсоналом, — быстро она!
В Союзе бюрократия создана не на пользу граждан, и даже, наверное, не на пользу Государства. Внутренние распоряжение и невнятные слова, брошенные пару лет назад заезжим высоким начальством, имеют вес много больший, чем Закон, и это наследие СССР, увы, останется и местами усугубится.
Разного рода служащие, будучи подчас весьма компетентными специалистами, и, в общем-то, не самыми плохими людьми, преображаются не хуже оборотней, сев за письменный стол. В головах тут же включается опция «как бы чего не вышло», и, в силу этого, в ход идут самые разные ефрейторские зазоры бюрократического вида. Документы по возможности отфутболиваются в другие инстанции, или оформляются по длинной, усложнённой цепочке, единственное предназначение которой — прикрыть конкретную задницу от возможного начальственного гнева.
А поскольку начальство и само работает, ориентируясь не на Закон, а на внутренние распоряжения, устоявшиеся распорядки и взаимоотношения между подразделениями (что не отменяет необходимости учитывать Букву Закона!), то тягомотина, особенно для людей, не знающих эти милые особенности, и не имеющих нужного «ключика», может выдаться знатной.
Настроившись на долгое ожидание, я вышел из больницы, и, купив в газетном киоске «Советский спорт» за прошлую неделю, а потом несколько пирожков, вернулся назад. Не сразу, но нашлось и свободное место на лавочке неподалёку, так что, без особой на то нужды поглядывая на вход, я расположился со всем удобствами.
— А хороша погода… — начал разговор подсевший старичок в нечистой пижаме, подсевший с вонючей самокруткой, — облака-то какие, а? Сейчас бы на рыбалку! Вот помню…
Он ещё что-то говорил, но я, не настроенный на беседу, даже не угукаю, сосредоточившись на чтении и еде, и старичок, обозвав меня «щенком» и ничуть не фигурально сплюнув мне под ноги, удалился в поисках подходящего собеседника. Ничуть этим не расстроенный, меланхолично дожёвываю пирожок, так и этак прокручивая то предстоящий разговор с родителями, то вчерашних парней.
Не могу ручаться за их принадлежность к Комитету, но и тот рыхлый, бросившийся мне в ноги, и чернявый, который пошёл на меня чуть ссутулившись и выставив вперёд руки, почти наверняка самбисты.
— Очень может быть, даже не разрядники, — констатирую я, припомнив пару моментов, — а это…
Спохватившись, замолкаю, машинально оглядываясь по сторонам.
Понятно, что КГБ и милиция не являются монопольными правообладателями самбо, но они и в моём времени очень плотно курировали самый советский вид борьбы, а в этом и подавно. Всё пропитано и пронизано!
Стажёров, да и просто разного рода агентов, отрабатывающих мелкие привилегии и наслаждающихся причастностью, у Комитета хватает, и это, похоже, они самые и есть. Подавив лёгкое злорадство по поводу полученной ими взбучки от начальника или куратора, доедаю последний пирожок, вытираю руки и губы газетой, и, откинувшись на спинку скамейки, жду…
Мыслей до чёрта… и о вчерашнем, и о том, как буду разговаривать с родителями, и…
— Задремал? — услышал я мамин голос, не сразу реагируя.