Скидку на возраст и начинающуюся деменцию делать опасно, Пелагея Ивановна стукачка старая, идейная — из тех, кто не за коммунизм или что-то иное, а скорее против тех, кому, по её мнению, живётся слишком хорошо, или просто не так, как она, сука старая, полагает правильным. Всё в кучу соберёт, додумает, чего было и нет, и казалось бы — возраст, когда пора думать о душе, но нет — такие, как она, до последнего мешают жить окружающим, и жалеть их… лично мне не хочется. Ненавижу!

Понимаю, что они плоть от плоти эпохи, и что подобным ей людям нужен скорее психолог, но имя им — легион! В каждом бараке, у каждого подъезда сидит такая вот Пелагея Ивановна, и — бдит… Она сама, по сути, не жила, но и другим не даст.

Вот так и существуем… шила в мешке утаить не удалось, и, ожидаемо, всплыло не только наше еврейство, но и поданные в ОВИР документы. Я ожидал, что всё будет непросто…

… но всё оказалось куда сложней, чем я мог представить.

Наше желание уехать из СССР, ожидаемо, сделало нас местными звёздами, и за минувшие две недели я привык и к экскурсиям чёрт те откуда, и к тыканью пальцами, и к доморощенным политрукам, которые, в большинстве, не умеют озвучивать даже кондовые, занозистые советские агитки. Ну как привык… до сих пор корёжит, но да — не в новинку.

Другое дело — агрессия со стороны соседей, которую мы думали хотя бы отчасти купировать работой на благо коммуны, но…

… всё оказалось намного интересней.

Помимо стиснутых челюстей, сжимающихся кулаков и ненавидящих взглядов, мы (вот чего никто из нас не ожидал!) получили и поддержку. В основном, разумеется, негромкую…

Как оказалось, патриотизм советских граждан несколько отличается от того, каким его хотят видеть партийные бонзы. Если собрать в кучу все высказывания и шепотки, то выходит, что настроения у значительной части людей можно подытожить лозунгом «За Советы без коммунистов». Экстраполировать подборку из наших соседей на всю страну я не возьмусь, но ясно только что такие люди есть, и их немало.

Народ, далёкий от понимания большой, да и собственно, любой политики, не всегда понимает, что ляпает, и его требования и хотелки подчас настолько противоречивы, что в принципе невыполнимы. Но, тем не менее, можно делать выводы, что диктат Партии, диктат Государства, стремление Партии (которая так и не стала едина с Народом[i]) влезть в каждую мелочь частной жизни, людям изрядно поднадоели.

О тяге к парламентаризму говорить можно только с пребольшой натяжкой, но послаблений — хотя бы отчасти, хотя бы экономических, на уровне Польши, Югославии и ГДР, хотят все. Свободы политические — это уже страшно, ибо ни черта непонятно и незнакомо решительно никому. Если бы мы знали, что это такое…

Вечно натянутые вожжи запретов и крайнего аскетизма, с одновременным пришпориванием бесконечными лозунгами, пятилетками в три года и прочей коммунистической риторикой, надоели подавляющему большинству сограждан, до крови изодрав любое терпение и понимание. Впрочем, дальше кухонных разговоров дело не идёт, да и понимание правильной жизни, необходимой для СССР политической повестки, у каждого своё.

Люди, полностью, казалось бы, согласные по всем пунктам, вдрызг могут разругаться по единственному вопросу — считать нас, желающих уехать, предателями, или нет? Логика, как правило, здесь не работает, всё понимается надрывом души, через призму собственного жизненного опыта. А вот и…

— Доброе утро, дядя Коля, — здороваюсь с соседом, хмурым после вчерашнего Он возится во дворе с какой-то ерундой по хозяйству — без особого толка, только чтобы супруга зудела поменьше.

— Доброе… — не сразу ответил сосед, смерив меня совсем недобрым взглядом.

… как раз тот человек, для которого мы — предатели. Сказать, что именно мы предали, дядя Коля не может, а мычание насчёт родных берёзок и страны, которая нас вскормила, вспоила и дала путёвку в Жизнь, в нашем случае выглядит, да пожалуй, что и является, жестокой издёвкой.

В случае с отцом сова на глобус ещё как-то натягивается, хотя и выглядит этот кадавр убедительным только для таких вот дядь Коль, да и то — после соответствующей многолетней накачки парторгами.

А мама? Польская еврейка, отец которой, мой дед, умер в советской тюрьме, куда был заключён просто как «чуждый элемент».

Спасение от грядущих нацистских войск и концлагеря, она, насильно эвакуированная в Среднюю Азию, сполна и многажды отработала на стройках, выполняя, ещё совсем ребёнком, взрослые нормы за пайку и место в бараке.

Но спасли, да… если не вспоминать о том, что родственники мамы — и в США, и в Англии, и в Израиле, и в Бразилии, хотели её забрать и были готовы оплатить все издержки с большой лихвой.

Значительную часть евреев, депортированных… ну или эвакуированных с присоединённых территорий, советские войска действительно спасли от участи более худшей. Принцип, так сказать, меньшего зла…

Но мама, да и многие другие, имеющие родню за пределами СССР, и, чёрт подери, желающие выехать, это как?! По мне, это больше на государственную работорговлю походит — захватили людишек, и на по вотчинам рассаживать… а несогласных — плетьми, да в колодки! А то ишь, прекословить вздумали!