Трехжильный ярко-голубой энергетический луч вырвался из колокольчатого надульника. Луч прошел над толпой, аккуратно расплавив пятифутовый сегмент стены, служившей опорой для одной из лестниц. Ступени затрещали, и визг металла, мучительно пытающегося приспособиться к исчезновению опоры и к людской перегрузке, разнесся по всему туннелю. Коп с испугом взглянул на потолок, увидел, как гнутся и оседают балки, и дважды выстрелил из-под прикрытия колонны. Гулкое эхо выстрелов пошло колотиться в замкнутом пространстве туннеля.

Вторая пуля попала в левую руку солдата чуть повыше кисти. Брандельмейер, теперь уже бесполезный, выскользнул из здоровой руки, как только первые капли крови окропили одежду Карло. Он с изумлением глянул на свою раздробленную руку. Можно сказать, его удивление было безмерным.

Что за оружие пустил в ход синемундирник? Не лучевое, это точно. Ничего подобного Карло еще никогда видеть не приходилось. В любом случае это не луч — тот зажарил бы Карло прямо на месте. Какая-то сила, которая выбрасывает нечто… нечто такое, что разорвало ему ткани тела. Карло тупо смотрел, как кровь струится из его руки.

Коп, теперь уже несколько поостывший к идее честного боя с этим парнем в странной одежке и с ни на что не похожей винтовкой, осторожно выглянул из-за своего укрытия и, прокравшись по краю платформы, попробовал подобраться к Карло поближе, чтобы всадить в него еще одну пулю, если тот вздумает сопротивляться дальше. Но солдат стоял, по-прежнему расставив широко ноги, с удивлением рассматривая свою руку. Он явно не понимал, ни где находится, ни что с ним произошло. Он был оглушен пронзительными свистками проносящихся мимо поездов и совершенно обескуражен варварской тактикой своего синемундирного противника.

Коп продвигался не спеша, боясь, что солдат придет в себя и бросится бежать. Но раненый стоял, будто уже успел пустить корни. Коп напряг мышцы и одним прыжком преодолел разделявшее их пространство.

Он свирепо обрушил рукоять своего пистолета на шею Карло, попав как раз чуточку пониже уха. Солдат медленно развернулся к нему лицом, продолжая стоять как прикованный, и в течение нескольких секунд, казалось, с глубоким изумлением рассматривал своего обидчика.

Затем глаза солдата остекленели, и он бревном рухнул на платформу. И когда серый густой туман уже почти полностью окутал его мозг, откуда-то из глубин сознания выплыла последняя, удивительно не соответствующая ситуации мысль: «Он ударил меня… Физический контакт? Не верю, этого не может быть! Куда меня занесло?!»

Слабый свет еле-еле просачивался неизвестно откуда. Тени ползли и раскачивались, неохотно превращаясь в объемные предметы.

— Эй, Мак! Огонька не дашь?

Тени закрывали обзор Карло, но он понимал, что лежит на спине, глядя прямо вверх. Солдат повернул лицо, и тут же перед ним сфокусировалась стена, причем почти у самого носа. Тогда он повернул голову в другую сторону. Снова возникла стена, но уже в футах трех от него — сплошное собрание серых бесформенных пятен. Внезапно он ощутил сильную боль в затылке. Попробовал пошевелиться, пытаясь покрутить головой, но боль не исчезла. Тут он обнаружил еще, что лежит на какой-то твердой металлической штуковине, и попробовал сесть. Боль переместилась выше, вызвав тошноту и на считанные секунды вновь затуманив зрение.

Когда все пришло в норму, Карло попытался медленно сесть. Перекинул ноги через острый край какого-то мелкого металлического корыта. Корытом оказалась безматрасная койка с дном, продавленным сотнями мужских тел, лежавших на ней до него. Он находился в камере.

— Эй! Я спросил, не разживусь ли у тебя огоньком?

Карло отвернулся от голой задней стены камеры и глянул сквозь прутья решетки. К металлу прижалась чья-то рожа с носом, ни дать ни взять похожим на луковицу. Человек был невысок и одет в грязные тряпки, вонь от которых ударила по ноздрям Карло с чудовищной силой. Глаза незнакомца налились кровью, а нос был испещрен сетью голубых и красных сосудов. Застарелая форма алкоголизма — такая болезнь, казалось, сочилась из каждой поры этого чучела; аспе гозасеа [9] превратила его нос в жуткий нарост, покрытый рытвинами и буграми.

Карло понимал, что его засадили в тюрягу, а по внешнему виду и даже по запаху своего нового приятеля тут же установил, что тюрьма не военная. Алкаш продолжал пялиться на него с немым удивлением.

— Спичка, Чарли? Спичек у тебя не найдется?

Бродяга выдвинул вперед свои распухшие влажные губы, дав возможность появиться изо рта на свет божий небольшому обсосанному со всех сторон окурку.

Карло тупо уставился на бродягу — он ни слова не мог понять из того, что тот сказал. Хотя алкаш разговаривал вроде бы медленно и довольно отчетливо, но смысл как-то не улавливался. Однако Карло знал, как следует отвечать.

— Куарло Клобрегнни, рьявой, шестпятодиннулдвадвадьветь, — механически отчеканил солдат без запинки, сливая слова в нечто подобное злобному ворчанию.

— Чего бесишься, дружище? Я, что ль, тебя сюда запузырил? — урезонивал его любитель спичек. — Мне надо всего-то огоньку вот для этого огрызка. — Он поднял вверх два дюйма обмусоленного окурка. — А как прикажешь понимать, что тебя как фрайера держат в клетке, не пускают шляться в натуре по этой долбаной каталажке? — Он ткнул большим пальцем через плечо, и Карло впервые обнаружил, что в тюрьме есть и другие люди.