И в беспросветный вечер

О чём-то дальнем, неземном,

О чём-то близком и родном,

Сгорая, плачут, плачут свечи.

Казалось, плакать им о чём:

Мы очень праведно живём,

Но иногда под вечер,

Но иногда под вечер…

Мы вдруг садимся за рояль,

Снимаем с клавишей вуаль

И зажигаем, зажигаем свечи.

И свечи плачут за людей,

То тихо плачут, то сильней.

И осушить горючих слёз

Они не успевают,

И очень важно для меня,

Что не боится воск огня,

Что свечи тают для меня…

Во имя дружбы тают.60

Вот так просто спел, без всяких выкрутасов, а слёзы-то на глаза набежали, а у Розы даже потекли. Шмыгнув носом, она возмутилась слезливым голосом:

— Ребята, вы издеваетесь? У нас праздник здесь вроде, а мне сейчас придётся за носовым платком бежать.

Алексей, сидевший рядом, протянул девушке салфетку, и она принялась осторожно, чтобы не испортить макияж, промокать глаза, а потом сморкаться.

— Хорошо, — удовлетворённо сказала Елена. — А повеселей что-то сможешь?

— Песню моей юности сейчас сыграю. Посвящается… А впрочем, кому посвящается, те сами догадаются.

Палашов дождался, когда все допьют, дожуют, досморкаются, и заиграл. Запел озорным мальчишеским голосом:

Зимний вечер, стынут брови,

От мороза мёрзнет нос…

Все спешат, все бегут

От мороза в уют,

Только два чудака бредут!

Все спешат, все бегут

От мороза в уют,

Только два чудака бредут!

В тень подъездов входят люди,

Увидав нас, спешат уйти…

Понимают они,

Что нам нужно одним

Хоть чуть-чуть постоять в ночи!

Понимают они,

Что нам нужно одним

Хоть чуть-чуть постоять в ночи!

Не нужны мне в этот вечер

Дискотека и кино…

Мне нужна только ты,

Только губы твои,

Чтобы их целовать в ночи!

Мне нужна только ты,

Только губы твои,

Чтобы их целовать в ночи!

Зимний вечер, стынут брови,

От мороза мёрзнет нос…

Все спешат, все бегут

От мороза в уют,

Только два чудака бредут!

Все спешат, все бегут

От мороза в уют,

Только два чудака бредут!61

Елена уставилась на него голубыми глазами, видимо задумалась и даже не заметила, как песня закончилась. Евгений вспомнил, как похоже уставилась на него Мила в окно, тоже задумалась. А он взял, дурак, и влюбился. Воспоминания обожгли. Он вскочил с табуретки и протянул гитару Елене:

— Всё. С меня хватит. Я курить.

Она медленно забрала инструмент, продолжая глазеть на мужчину. Палашов вышел, в соседней комнате надел пальто, нащупав сигареты в кармане. На лестнице стояла тишина, которую он разрушил шагами. Ночь обжигала морозом и могла бы блистать звёздами, если бы не свет фонарей и снега. Он остановился у подъезда, закурил, выпустил первый клуб дыма. Принялся любоваться переливчатым вспыхиванием снежинок в свежем покрове. Он потерял счёт времени. Наступил уже новый год или ещё нет? Что сейчас делает Мила? Мила!.. Она думает о нём. Он отчётливо это почувствовал и отдался этому ощущению, растворился в нём. Стынут брови, от мороза мёрзнет нос…

Дверь подъезда отворилась, и вышли двое. Палашову не нужно было вглядываться, чтобы понять, кто это. Он знал, что это Володя и Лена. Проходя мимо него, девушка приостановилась:

— Спасибо, Женя. — Заглянула в глаза: — С новым годом!

Комиссаров ничего не сказал, протянул руку. Его тёмные глаза под меховой зимней шапкой говорили за него. Он был сражён Ленкой наповал, заинтригован тем, что его ждёт, и как будто молил о поддержке.

— Я на связи, — Палашов крепко пожал протянутую руку.

Мужчины так же беспомощны перед сильными чувствами, как и женщины. Комиссаров усадил Елену на переднее пассажирское сиденье, а сам сел за руль. Женя отлично понимал, что им сейчас не нужны ни гитара, ни вино. Машина недовольно фыркнула, но завелась. Ей ещё прогреваться десять минут. Палашов не простоит столько без шапки. Затушив о снег сигарету, последнее, что он увидел — Володька стащил с Лены шапку и потянулся к ней. Стоп! Снято!

X