– Идем к убитым! Жратву, оружие забрать. И скорей отсюда!

Признаться, Михаил беспокоился за Игоря – как себя проявит, не солдат же. Но тот сработал неплохо, не трусил, стрелял исправно, да и вообще действовал довольно умело для гражданского. Действительно, обучался на ходу.

Держа оружие наизготовку, приблизились. Раненых нет, все наповал. Михаил перевернул одного с живота на спину. На погонах оранжевый кант, на груди полулунная бляха и слово «Гехаймфельдполицай». Эти точно по их душу шли, не случайно наткнулись. Михаил себе два магазина к автомату забрал, сунул в карманы. Автомат был еще у одного немца, Тимофей себе взял. А в ранцах было чем поживиться. Консервы, галеты, шнапс. Набили три ранца – и быстро, почти бегом, вперед, через луг к лесу. Перевели дыхание, перекусили галетами и паштетом. Очень не хватало ножа и ложек. Консервы кое-какие открыть можно, ключик сбоку есть. Для остальных либо консервный нож нужен, либо финка. Сделали по паре глотков шнапса, силы поддержать. Дрянь, а не выпивка. Как сильно разведенный самогон, да еще вонючий, нашей водке в подметки не годится, это все дружно признали. Но кровь по жилам быстрее побежала, так что пойдет.

Малость передохнули. Игорь с набитым ртом с трудом произнес:

– Слушайте, а немцы-то эти, они же не солдаты. Это полевая полиция, заметили?

Тимофей и Валера таких тонкостей не ведали, а Михаил усмехнулся:

– И что это значит?

– А то, что они именно по нашему следу идут. Вычислили как-то, кто взял карту. Очень важная информация.

Валерий с недоумением воззрился на Игоря:

– Чего… важная?

– Информация. Ну, сведения, значит. Слово такое.

– Наука! – с неожиданным глубокомыслием произнес Тимофей.

– Ладно, ученые, – Михаил завинтил фляжку, встал. – Пожрали, отдохнули – и вперед!

И снова в путь. Михаил уже восточнее путь держал с расчетом миновать Минск с юга. И шоссе Брест – Минск – Смоленск – Москва пересекать не надо. Там сейчас немецкая техника почти сплошным потоком идет. Часа через два активного марша вышли к открытому пространству. А там – настоящее кладбище танков. Судя по их расположению, прошел встречный танковый бой. С немецкой стороны несколько Т-III и Т-38 трофейных чехословацких, сгоревшие. И наши БТ-5, БТ-7, Т-26.

Постояли, посмотрели, стянули пилотки. Это же сколько здесь полегло? Танковый полк? От обгоревших машин тяжелый трупный запах идет.

Обошли кладбище танков стороной. На душе от увиденного тяжело, потери в технике и людях огромные. Какое-то время шли молча, осмысливали. Ведь Т-III по боевым свойствам равен нашему Т-26. Почему на один немецкий танк – три наших? Экипажи плохо обучены? Неправильная тактика? А как же военные академии, которые должны развивать науку воевать? На основе изучения боевых действий в Испании, на Халхин-Голе, зимой в Финляндии должны анализировать, выискивать ошибки, ставить в известность командиров, вырабатывать новую тактику и стратегию. Это Михаил после артиллерийского училища понимать стал, хотя провел там всего год.

Но потери были не только в Красной армии. Из дневника Фрица Гальдера, генерала вермахта:

«За период с 22 июня по 30 июня 1941 года потери германской армии составили 41 087 человек. Убито офицеров – 524, унтер-офицеров и рядовых – 8 362 человека. Ранено и убыло в госпитали 916 офицеров и 28 528 унтер-офицеров и рядовых. Среднесуточная убыль из боевых частей – 4 565 человек».

Эти потери безошибочно показывали, что в СССР вермахт столкнулся с противником пусть не очень умелым, но стойким, мотивированным, а главное, обучающимся военному искусству с поразительной быстротой. И наиболее дальновидные головы в германских штабах разного уровня уже начинали подозревать, что в войне с Россией фюрер влип в такую же авантюру, как Наполеон без малого полтора века тому назад…

Тем временем четырех бойцов беспокоили вопросы: где наши части? далеко ли до них? стоят ли насмерть на оборудованных позициях или отступают с боями? Томила и угнетала неизвестность. Сколько прошагали, непонятно. Деревни старались обходить, в них могли оказаться немцы, а вчетвером тяжело выдержать боестолкновение даже с пехотным отделением. Чем немцы подавляли, так превосходством в пулеметах. Вот автоматов было немного, один на отделение, обычно у его командира, ефрейтора. У остальных солдат – карабины Маузера. У артиллерийских расчетов, экипажей танков – пистолеты, револьверов не было. Если Первая мировая война была позиционная, то Вторая – война моторов: мотоциклов, автомобилей, бронетранспортеров и танков.

Вечером услышали отдаленную перестрелку. Валерий прислушался.

– Наш максим!

Пошли в направлении стрельбы, которая становилась все отчетливее. Бухали одиночные винтовочные выстрелы. Потом – несколько взрывов гранат, и перестрелка стихла.

Сначала послышались невнятные голоса, невозможно понять, кто говорит – русские или немцы, сколько человек.

– Тихо и осторожно вперед, оружие к бою.

Перебегали от дерева к дереву, потом стало видно. Небольшой окопчик, пулемет максим без бронещитка на бруствере. Немцы рядом стоят, человек пять. Дальше, метрах в семидесяти на гравийном грейдере грузовик. Рядом с ним – несколько убитых гитлеровцев. Понятно стало – пулеметчик принял последний бой.

– Огонь! – скомандовал Михаил и первым нажал на спуск автомата.

Стрелял, пока не кончились патроны в магазине. Перезарядил оружие. Рядом ребята снаряжали магазины винтовок. Впереди, у пулемета и грузовика, никакого шевеления и звуков. Держа оружие наизготовку, подошли. В мелком окопчике – убитый старшина, на бруствере следы от взрыва гранаты. Между грузовиком и пулеметной позицией – несколько убитых немцев.

Михаил подошел к грузовику. В кабине убитые – водитель и офицер. Заглянул в крытый брезентом кузов. И здесь пяток убитых. Не ожидали немцы пулеметного огня с близкого расстояния на дороге. Полагали – раз линия фронта впереди, то в тылу безопасно. Ошиблись. Надо отсюда уходить, перестрелку могли слышать и идти на помощь.