– ...Короче, будут вас ждать на трехсотом километре...

Гордей что-то достает из рюкзака, рассматривает на ладони. Это моё зеркальце. Сжимает. Кладет словно нехотя обратно. Ищет дальше что-то своё.

Достаю сверху несколько кружек. Полка высоко, и я поднимаюсь на пальцах.

– Ого!
– дёргает удивлённо бровями Йода, глядя на мои ноги.
– Как балерина, прямо.

Не отвечая, так как мне сложно быть громче шумов вокруг, я изображаю простенько пассе, релеве... Поджимая стопу к колену и типично выворачивая сустав.

– Ааа... Не "как". Балерина. Ну и занесло же тебя, девочка...

– А ты у нас знаток балета?
– отрывая взгляд от доски, бросает на его на Йоду Гордей.

Смотрит из под бровей. Недовольно.

– Не знаток. Но тут и знатоком быть не надо.

Расставляю на столе посуду.

На чугунной сковородке жарится картошка с мясом, грибами, салом. Шкварчит и пахнет.

Сглатываю слюну.

Я такого можно сказать, никогда и не ела. Может, в глубоком детстве пару раз жаренную картошку. Когда бабушка по отцу еще была жива.

Мне всего хочется. Ольга следит за моим взглядом.

– Ты чего?

– Можно, я это возьму?
– тянусь за солёным огурцом.

– Бери.

Зажмуриваюсь, с хрустом откусываю.

– Любишь?

– Теперь, да.

– А раньше что?

– А раньше - филе и брокколи, яйцо, киви, грейпфрут. Нужно было удерживать вес в минусе.

– Киви...
– задумчиво.
– А я только по сгущенному кофе здесь скучаю, был такой раньше. Как вспомню вкус, ммм... Ты попробуй обязательно, как вернёшься туда.

– Обязательно, - обещаю я.

– Пойдем...

Мы идём в предбанник за ещё какими-то таежными яствами.

– Ольга...

– М?

– Подари мне, пожалуйста, этот платок, - снимаю с веревки.

– Это бандана. Бери. Умеешь завязывать?

– Нет...

Помогает мне.

Бандана цветастая, черно-красно-оранжевая.

Я смотрю на себя в крошечное зеркало на стене.

– Волосы-то почему так коротко?

– Он их... вожделел, - подбираю правильное слово.

– М.

Да и как было волосы спрятать?

– Дай-ка поправлю. На лоб ниже надо, а то как монашка будешь. А вот так отлично. Тебе очень идёт.

Возвращаемся и садимся к мужчинам.

Гордей отодвигается дальше, я двигаюсь к нему, Ольга с самого края.

Йода и Танго сидят напротив, с любопытством меня рассматривают.

Смущаясь, делаю привычное движение, заправляя за ухо прядь, но пряди нет, и я просто пару мгновений тереблю серьгу.

– Ну как ты, Бедолага?

Улыбаясь, отвожу взгляд.

– У-у-у... красавица какая, - хвалит Танго.
– Улыбайся чаще.

– Давай, ешь, как следует, - бурчит Гордей.
– Рассветет и выдвинемся.

Все едят вилками, ложками прямо с большой сковороды.

Тяну к себе чашку с медом. Гордей притормаживает.

– Поешь нормально сначала.

– Я, наверное, такое не смогу. Мне станет плохо.

– Что?
– переспрашивает.

Ладно. Съедаю несколько кусочков.

– Ты как Дюймовочка, ползернышка?
– комментирует Танго.

Киваю.

– Это правда, что у балерин деформируются суставы?
– расспрашивает Йода.

Киваю.

– Но сейчас есть отрезы, они позволяют избежать...

– Что?
– хором, чуть подаваясь вперед ко мне.

Смутившись, отмахиваюсь, растирая горло.

Расспрашивают ещё о разном. Шрам, ошейник, волосы...

В основном киваю или отрицательно кручу головой.

– А Мансурову этому от тебя что было нужно?

Вздрогнув, роняю ложку. Бросаю на Гордея умоляющий взгляд.

Я не хочу говорить о таких вещах. Ни с кем.

– Все, пора!
– мгновенно прекращает мягкий допрос Гордей.

Залпом допивает остывший чай.

Толкаясь в крошечном пространстве одеваемся. Все выходят покурить, оставляя нас вдвоем.

Перекладываю из рюкзака Гордея свои женские мелочи по карманам. В ладони остаются только зеркальце и практически пустой пробник моих духов.

Я его хранила, он меня уносил ассоциациями из плена в мое мирное прошлое.

Зачем-то несколько раз жму на него, пытаясь извлечь последнюю вязкую каплю парфюма.