Мы с Фамильяром задумались ровно на минуту, одновременно приходя к одному и тому же выводу: если из двенадцати слов всего три начинаются с гласной, то хренушки какое вменяемое слово мы составим. То есть можно, конечно, поднапрячься и выдать на-гора: вена, рана, вран, цена, вера…

Только что нам это даёт, кроме очередной игры в ассоциации?

«Вран» – это как ворон, а ворон – символ мудрости и посланник смерти. «Рана» есть у Гэндальфа, возможно, чтобы залечить её, должна быть уплачена соответствующая «цена», и очень сильна «вера». Слово «вена» тоже можно приплести при очень уж большом желании, вот только нужно ли? Это явно тупиковый путь.

– Я тут нашла…

– Минуточку, мы немного заняты. Фамильяр, что по текстам у второго сфинкса?

Увы, надписи из птичек, глаз, линий или волн ничем не помогли продвинуться в разрешении загадки. Если, конечно, она там имела место быть. Древние египтяне, видимо, не слишком усложняли себе жизнь, аккуратно украшая скульптуры и спереди и сзади и справа и слева в общем-то всё теми же именами, прозвищами и пожеланиями. Так что глобально мы не продвинулись вперёд ни на сантиметр.

– А можно мне…

– Всё что угодно, – отступил я, опустив руки. – Они оба ваши. А мы пока вернёмся на Невский и набьём морду одному рогатому аферисту.

– У меня получилось слово «Анубис», – радостно подсказала Нонна. – Это ведь тоже один из древнеегипетских богов.

– Да, но не самый приятный, – устало выдохнул я, вдруг заметив необычную нить на её подоле.

Девушка поймала мой взгляд, смутилась и объяснила:

– Это паутинка, зацепилась, когда я рассматривала его хвост. Прилипчивая страшно…

– Не трогайте её!

Чоткий Сотона, ну конечно же! Паутина! Ещё с библейских времён пауки считались священными животными. Египтяне, шумеры, греки, скандинавы, славяне, даосы – все уважали кропотливый труд паука. Согласно древним верованиям всё вокруг соткано из паутины божественного замысла, да мы сами ежедневно с головой уходим в «мировую паутину». Что, если именно о ней и говорил чёрт из Лусона?

Я опустился на одно колено, аккуратнейшим образом собрал с подола платья удивлённой блондинки несколько нитей, они переливались золотым и серебряным сиянием и были удивительно крепкими, словно шёлк. Нас не обманули, единственное, что может остановить выгорание призрака, – это тонкая паутинка, получившая силу египетской магии, выдержанная на ветрах Невы, напоённая августовским солнцем, звонкая и чистая, как та же гитарная струна!

– Нонна, – не вставая, я церемонно поцеловал её руку, – сегодня вы спасли нашего общего друга. Позвольте мне от лица всей нашей грубоватой мужской компании выразить вам…

Договорить мне не удалось, потому что котодемон вдруг выгнул спину и вздыбил шерсть. Впечатление такое, словно он увидел собаку. Но, кроме десятка прохожих и пары проезжающих автомобилей, рядом с нами никого не было. Догадка пришла слишком поздно, для того чтобы хоть что-то пытаться объяснить.

Нужно было действовать, и быстро.

Я положил паутину в карман, предварительно завернув её в чистый носовой платок, и скомандовал:

– Фамильяр, на тот берег!

Правнучка архангела и пикнуть не успела, как я усадил её на спину заметно подросшего кота, запрыгнул следом, и демон, оттолкнувшись задними лапами от гранитных ступеней, взмыл по параболе ввысь! Счастливая Нонна даже не взвизгнула, она лишь заорала в полную грудь от распирающих её чувств. И поверьте, я очень-очень её понимаю, потому что своими ушами слышал разочарованный скрежет зубов на оставленной нами набережной…

Глава девятнадцатая

Псы Анубиса залили

Алой кровью ползаката,

В отголосках звёздной пыли

Слышно летнее стаккато…

Мы летели в одном длинном прыжке через всю Неву, по диагонали, целясь на приземление как можно ближе к Адмиралтейской набережной. Под нами переливалась свинцом и хромом величественная река, над головами сияло прошедшее зенит жёлтое солнце, а впереди, сзади и по бокам открывались самые роскошные панорамные виды сиятельного Санкт-Петербурга. И будь наш полёт длиннее хотя бы на четверть минуты, я успел бы показать своей спутнице самые известные архитектурные памятники нашего города.

К сожалению или к счастью, мы приземлились быстрее, чем хотелось бы. Если точнее, то, коснувшись передними лапами земли, мой кот уменьшился в размере до воробья, а мы с блондинкой в мини кубарем вылетели на газон перед памятником Петру Первому.

Нет, не перед Медным всадником, а перед подарком наших зарубежных друзей, там молодой Пётр с топором в руке учится плотницкому ремеслу, пытаясь построить ялик. Тоже красивая скульптура, но любоваться на неё особого времени не было. Пугающий далёкий вой становился всё ближе и ближе.