– Надеюсь, риск невелик, – ответил Том. – Нас ведь каждый день подстерегают и другие опасности – болезни, несчастные случаи или грабежи. Было бы слишком самонадеянно думать, будто обо мне до сих пор кто-то помнит. Весь мир занят своим настоящим, а я уже принадлежу к другой эпохе. Новые поколения преследуют собственные цели, и прошлое их мало волнует, оно их вроде бы даже не касается. А я – это прошлое.

– Так оно обычно и бывает, – сказал Тупра. – Но всегда могут найтись такие, кто ничего не забывает, кто застрял в том времени. Как правило, кто-нибудь один все помнит, хотя бы кто-нибудь один. Другое дело, что этот кто-нибудь вряд ли решится начать действовать. Сейчас все стараются не вмешиваться в то, что быльем поросло и что нельзя исправить. Осталась обида – вот и все. Наверняка все. И тем не менее не слишком на это надейся. Обида порой заставляет человека вдруг встать со стула и сделать несколько шагов. Довольно серьезных шагов.

– Еще один вопрос, Тупра. – Несмотря на заботу, которую бывший шеф проявлял о нем, Том просто не смог обратиться к нему по имени. Он решил обойтись без дальнейших упреков, но досада его продолжала расти – и на Тупру, и на кого угодно еще, коль скоро от Тупры любые упреки легко отскакивали. – Был ли с моей вербовкой как-то связан профессор Уилер, вообще со всем этим?

Тупра ответил охотно, без малейших колебаний, и поэтому ответ прозвучал искренне:

– Нет, никак не связан. Уилер ничего не знал. Он только заметил способного студента и порекомендовал его нам – вот и все. Ну, он попытался прощупать тебя, но безуспешно, видно, вел беседу не слишком убедительно. Остальное было нашим делом. Для него та девушка была мертвой, как и для тебя, он, разумеется, обратил внимание на странное совпадение, на то, что нам вроде как подвалила удача, однако воспринял это именно как удачное совпадение, о чем и сказал. Или ничего не сказал. – Тупра криво ухмыльнулся. – Но мы и не могли ввести его в курс дела: от Уилера никогда не знаешь, чего ждать. Он куда порядочней нас, он-то точно принадлежит к другой эпохе.

И вполне мог разрушить все наши планы. И наверняка стал бы возражать. И наверняка предупредил бы тебя.

– То есть, по твоим словам, лучше было обмануть и его тоже. Но что-то мне в такое с трудом верится. Он участвовал в войне, а там люди избавляются от многих предрассудков. И я не знаю, возвращаются ли к ним потом.

Тупра ничего не ответил, да в этом и не было необходимости.

– А тот полицейский, Морс? Он-то уж точно был в курсе дела. Ведь именно он якобы осматривал тело.

– Не держи на него обиду. Да, звали его Энфилд Морс – имя засело у меня в памяти, так как оно связано с названием оружия [60] , это ведь все равно как зваться Винчестер, или Ремингтон, или Смит-Вессон. По правде сказать, он согласился далеко не сразу – был слишком совестливым. И начальникам пришлось крепко надавить на Морса, чтобы он выполнил поручение: мол, приказ получен сверху, и так далее. А сейчас он самое малое инспектор. Думаю, повышение по службе стало компенсацией за то неприятное поручение. Его бы выгнали вон, вздумай он отказаться. Что-нибудь еще, Невинсон?

Таких историй Тупра знал тысячи, и порой ему случалось некоторые из них вспоминать. Он достал бумажник, чтобы расплатиться, но официантка была занята и все никак не подходила.

– Не знаю. Вряд ли. – Томас смотрел на стол задумчиво или так, будто оказался в полной пустоте. – По правде сказать, уже поздно, для всего поздно.

– Но не для возвращения, насколько я понимаю, – сказал ему Саутворт, желая подбодрить Тома или по крайней мере помочь ему выбраться из оцепенения. – Ты уже поговорил с женой, позвонил ей?

– Нет. Такой разговор не для телефона, – ответил Томас, и взгляд его оставался рассеянным и одновременно пристальным. – И даже письмо тут не годится. И я еще не принял окончательного решения, надо все как следует взвесить. Податься-то мне особенно некуда, вот в чем беда. Возвращение к Вэлери и Мэг исключено. Снова запереть себя там? Как бы я ни любил девочку, они обе – часть моей ссылки, того времени, когда я был лишен собственного имени и собственного лица, хотя уже и сам не знаю, какое оно в действительности, мое лицо. Но я задаюсь вопросом, а не будет ли мое возвращение худшим из всего, что я могу сделать для Берты, а я ничего плохого ей не желаю, наоборот… Она наверняка не будет знать, как со мной поступить, куда поселить и как ко мне относиться. Но это если она меня примет. Остается выяснить, примет ли. О моих детях не будем и говорить.

– Я понимаю твои сомнения. Эти слова мало что передают, но я не хотел бы оказаться в твоей шкуре. А с Тупрой – на том все и закончилось? – спросил Саутворт.

– Остался еще один вопрос, Невинсон, – сказал Тупра и помахал бумажником у него перед глазами, чтобы привлечь его внимание. – Хоть ты и уйдешь со службы, связь с нами не оборвется. Ничего серьезного, не волнуйся. Сообщай нам о своих передвижениях и своем местонахождении, это само собой. Связь с тобой будет поддерживать все тот же Молинью, пока мы его не заменим, если заменим. Воспринимай парня как мой придаток. Корона умеет быть благодарной, сам знаешь. Ты хорошо ей послужил, и поэтому все эти годы мы содержали твою семью. – Он использовал именно этот глагол, ничего не смягчая. Не сказал “помогали” или “поддерживали”. – А ты завел еще одну, уж не знаю, как ты до такого додумался. И без нашего участия тебе будет весьма сложно обеспечивать обе. Короче, если ты вернешься в Мадрид, тебя опять примут либо в посольство, либо в Британское консульство, там будет видно.

В худшем случае можно будет устроиться в Британскую школу, где для тебя всегда найдется место, а ты будешь прекрасным преподавателем, учитывая твои способности. Если, конечно, не захочешь подобрать себе другую работу по своему усмотрению, тут ты совершенно свободен. Не найдешь – жалованье от нас так или иначе будет тебе поступать, как и основное жалованье твоей жены. Мы не покидаем тех, кто защищал Королевство, в этом ты сам убедился. Но по-другому относимся к тем, кто его предает и не держит язык за зубами, кто болтает о том, о чем болтать не следует. Твоя жена начнет задавать вопросы, когда ты появишься, этого не избежать, и другие тоже, например твои дети, которые вряд ли что-то поймут, а значит, захотят услышать рассказы про военные сражения. Но главное – жена, ведь она и так уже знает больше, чем остальные. Плети ей все, что придет тебе в голову: что мертвые не приняли тебя в своем царстве, что у тебя случилась амнезия. Она не поверит – ну и пусть не верит. Только не рассказывай ничего честно, если не хочешь, чтобы мы перестали тебя содержать. – И он опять употребил обидное слово “содержать”. – Это будет сделано немедленно, но не только это. Мы можем судить тебя. Ты по-прежнему связан Official Secrets Act — до конца жизни, не забывай. И тот закон, что был создан в одиннадцатом году, и тот, что переписан в восемьдесят девятом, по сути, между собой не различаются, можешь сравнить, если будет охота.