Он не был обязан сообщать правду этим Бейтсам из Йорка, ведь он их совсем не знал. На самом деле в течение последней половины своей жизни – или даже целой жизни – он не был обязан сообщать эту правду вообще никому, включая самых близких людей, а начиная с нынешнего дня – тем более.

Дерек выбрал своего любимого Индиану Джонса и монстра Франкенштейна. Клэр – своего любимого Шерлока Холмса и его верного Ватсона: разве можно было иметь дома одного без другого? Эта девочка понимала, что такое верность, – в отличие от своей матери, в конце концов все-таки погибшей, хотя умирать она не очень-то спешила. А вот он, наоборот, не умер, то есть умер только официально, но официальную версию можно опровергнуть и перечеркнуть, если покойник вдруг оказывается живым. Том быстро заплатил за покупку, вручил детям завернутые в бумагу фигурки и у выхода распрощался с обоими за руку, они ведь ни в чем не были виноваты. Ни Клэр, ни Дерек его имени не спросили. Но ему это было безразлично: уж чего-чего, а имен у него было полно, наверное, столько же, сколько у самого Тупры. Или у Рересби, или у Дандеса, или у Юра.

– Скажите, а вы могли бы допустить, что профессор Уилер был в курсе дела, то есть участвовал в обмане и знал обо всем с самого начала? – спросил Томас мистера Саутворта и добавил: – Он первым попытался завербовать меня, и, насколько помню, вы же сами меня и заверили: мало что из происходящего в Оксфорде ускользнет от него, и уж тем более убийство. Заверили, что он наверняка узнал обо всем раньше меня – и во всех подробностях. Мне тоже так показалось, когда я говорил с ним по телефону.

Саутворт задумался, его маленькие честные глаза были словно обращены внутрь, как если бы он мучительно искал ответ, стараясь поглубже заглянуть себе в душу. Он больше не смотрел на часы и, видимо, забыл про занятия. Потом произнес уверенным тоном:

– Нет, я не сомневаюсь, что его тоже обманули. От него наверняка скрыли, что то убийство было выдумкой. Я мало что про них знаю, но не считаю спецслужбы способными убить невинного человека только ради того, чтобы заполучить кого-то к себе в актив. Давить и шантажировать – да, разыграть спектакль – да, запросто. – Он насмешливо вздохнул: – Думаю, устраивать спектакли – суть их методов. Так ведь?

– Это я могу подтвердить вам наверняка, – перебил его Том. – Это рутина, самое обычное дело. Вы и представить себе не можете, сколько людей мы имеем в своем распоряжении, людей, которых никто ни в чем не заподозрил бы. – Тут он заметил, что до сих пор использует местоимение “мы”, то есть все еще причисляет себя к ним. Как Тупра и Блейкстон в то давнее утро. Но Том не поправился. Постепенно он научится исключать себя из их числа, мысленно привыкнет к этому. – И меньше таких людей не становится. Как только человек попадает в это колесо, он начинает ждать и сам просит указаний, он уже никогда не захочет остановиться, он обуян жаждой деятельности. Спектакли разыгрываются по любому поводу, иногда просто ради антуража. Разыгрываются santiamen [59] , ведь мир полон добровольцев – стихийных или корыстных. – Испанское слово выскочило у него случайно, хотя к тому времени оно уже редко употреблялось. Как это случалось и с испанским языком Саутворта, который вряд ли знал такие, например, слова, как pi spas (быстренько).

– Питера я прекрасно знаю, знаю уже тысячу лет, и он никогда не подстроил бы тебе такую ловушку. И не одобрил бы ее, если бы услышал про их план. Такие вещи противны его характеру, его кодексу чести. Я убежден, что он до сих пор верит, что девушку тогда задушили. Если, конечно, он про нее вообще когда-нибудь вспоминает. Скорее всего, нет, вот это я вполне допускаю. В голове у него много всего накопилось, слишком много всего. Он ведь родился в тринадцатом году – только вообрази себе! – да еще на другом конце света, в Новой Зеландии.

– И тем не менее он был учителем Тупры – так же как вашим и моим. Разве вы на месте Тупры поступили бы с ним так нечестно?

– Я нет, но я сделан из совсем другого теста и не занимаюсь тем, чем занимается этот тип. И с тобой я бы тоже так не поступил, хотя ты был всего лишь моим учеником. Ну а с этим Морсом, полицейским, ты не поговорил? Скорее всего, он сидит все там же, но стал по крайней мере инспектором. Это ведь он подробно рассказал нам обо всем, и это он якобы видел Дженет мертвой. – Саутворт скептически поднял брови и добавил с остатками простодушия, которое в тот день мог окончательно утратить: – Неслыханно.

– Нет. Я об этом думал, но не пойду к нему. Какой смысл? – ответил Том. – Он вряд ли мне что-то расскажет и вряд ли в чем-то признается, может даже заявить, что никогда в жизни меня не видел, ведь все это случилось больше двадцати лет назад и наверняка нет никаких протоколов. Разумеется, он тогда выполнял приказ и теперь не захочет ворошить такое далекое и неприглядное прошлое. Да ему никто и не позволит это сделать: то, что Корона хоронит, она хоронит надежно и до скончания времен. В лучшем случае Морс пообещает отыскать дело, которого, думаю, никогда не существовало, поскольку никакого убийства не было. Обратите внимание: Дженет Джеффрис даже сохранила прежние имя и фамилию, ее не заставили исчезнуть с лица земли, поменять их, им было достаточно, чтобы она исчезла из Оксфорда. И если существует дело, то там наверняка будет отмечено: “Виновный не найден” или “Дело не раскрыто”. Вот и все. Я бы только зря потерял время и привел в смущение этого человека, который показался нам тогда честным. Я-то знаю, что значит выполнять приказы, даже если они тебе поперек горла. И я готов его понять.

Мистер Саутворт, человек мирный и кабинетный, был глубоко потрясен услышанным, поскольку он и понятия не имел о подобных методах. Но даже мощное чувство справедливости не заставило его по-настоящему и хотя бы мысленно взбунтоваться, словно он признавал, что ничего нельзя противопоставить высшей справедливости – узаконенной, государственной. Но выглядел он ошарашенным, уничтоженным.

– Ну а что сказали тебе Тупра и Блейкстон? – спросил он осторожно. – С ними ты, надеюсь, поговорил? Призвал к ответу? Это, разумеется, была их выдумка. С Питера ты должен снять любые подозрения. Не ходи к нему, прошу тебя, не волнуй его. Он сильно огорчится, узнав, чем обернулись для тебя данные им советы. Непоправимыми последствиями. Он, видимо, всего лишь указал на тебя, сказал, что ты можешь быть им полезен, но не предвидел, как они используют эту информацию, не мог предвидеть такой извращенный маневр.