— Я не слишком хорош с людьми, — сказал он, отвечая на ее вопрос о доверии. — И никогда не был.

Как он извивается, вместо того чтобы сказать правду. Он был цинично вежливым с ней. Она захотела свернуть ему шею.

— Ты шпионил за нами, — сказала она с жесткой прямотой. — Вот оно в чем дело, правда? Ты видел Папу и меня…

Она попыталась произнести фразу так, словно это было страшной догадкой. Но это было бы не так убедительно, как ей хотелось бы. Но, какого черта? Все было сказано и пусть он сам найдет причины того, почему она пришла к такому заключению.

— Что ты подслушал? — потребовала она, но ответа не последовало. Она чувствовала не злость, но стыд за то, что он подглядывал. Краска залила его лицо от уха до уха.

— Он мучает тебя, как будто он владеет тобой, — пробормотал он, не поднимая глаз от струящейся воды.

— Да, в некотором смысле.

— Почему?

— Я — это все, что у него есть. Он одинок…

— Да.

— …и он боится.

— Он когда-нибудь разрешает тебе покидать Убежище?

— У меня нет такого желания, — сказала она, — здесь у меня есть все, что мне нужно.

Он хотел спросить ее, как она решает вопрос с постельными компаньонами, но он и так был достаточно смущен. Она все равно обнаружила мысль, и, сразу за ней, последовал образ Уайтхеда, наклонившегося, чтобы поцеловать ее. Возможно, это было большим, нежели просто отеческий поцелуй. Хотя она пыталась не думать об этом слишком часто, она тем не менее не могла полностью избежать этого присутствия. Марти был более проницателен, чем она рассчитывала; он уловил этот подтекст, хотя и достаточно тонкий.

— Я не доверяю ему, — сказал он. Он оторвал свой пристальный взгляд от воды и посмотрел на нее. Его смущение было более чем очевидно.

— Я знаю, как управляться с ним, — ответила она. — Я заключила с ним сделку. Он понимает сделки. Он получает меня, остающейся с ним, а я получаю все, что мне нужно.

— А что тебе нужно?

Теперь она отвела глаза. Пена на бурлящей воде была грязно-коричневой.

— Немного солнечного света, — наконец ответила она.

— Я думал, что это должна быть свобода, — озадаченно сказал Марти.

— Не в том смысле, как мне нравится, — ответила она.

Чего он ждет от нее? Извинений? В таком случае, он будет разочарован.

— Мне нужно возвращаться, — сказал он.

Внезапно, она произнесла:

— Не надо ненавидеть меня, Марти.

— Я не ненавижу тебя, — вернулся он.

— У нас много общего.

— Общего?

— Мы оба принадлежим ему.

Еще одна отвратительная правда. Она явно была переполнена ими сегодня.

— Ты же можешь убраться отсюда ко всем чертям, если захочешь, правда? — раздраженно сказал он.

Она кивнула.

— Полагаю, что да. Но куда?

Вопрос был для него бессмысленным. За оградой был целый мир, и она, конечно, не имела недостатка в финансах — кто угодно, но не дочь Джозефа Уайтхеда. Действительно ли она находила эту перспективу столь непривлекательной? Они составляли очень странную пару. Он, с его опытом, так ненатурально сокращенным — потерянные годы жизни, — и сейчас страстно стремящимся наверстать упущенное. Она, такая апатичная, такая вялая от самой мысли побега из ею самой созданной тюрьмы.

— Ты можешь идти куда угодно, — сказал он.

— Это так же хорошо, как и никуда, — решительно ответила она; это предназначение занимало слишком много мыслей в ее голове. Она оглядела его, надеясь на то, что его злость хоть немного угасла, но он не показывал ни малейшего сочувствия.

— Выбрось из головы, — сказала она.

— Ты идешь?

— Нет. Я думаю, что побуду здесь еще немного.

— Смотри, не бросайся вниз.

— Не умеешь плавать, а? — вспылила она.

Он нахмурился, не понимая.

— Не важно, я никогда не принимала тебя за героя.

Он оставил ее стоящей в нескольких дюймах от берега и глядящей на воду. То, что он сказал ей, было правдой — он никогда не был хорош с людьми. Но с женщинами он был еще хуже. Может быть, религия могла бы помочь ему, но он не был религиозен — никогда. Может быть это и была часть проблемы между ним и девушкой — ни один из них ни во что не верил. Не о чем было говорить, не было вопросов для обсуждения. Он оглянулся. Кэрис немного отошла вдоль берега от того места, где он оставил ее. Солнце отражалось от поверхности воды и освещало ее силуэт. Это выглядело так, словно она была почти нереальна.