Шрифт:
Шорох заставил меня позабыть о собственной физиономии. Обернувшись, я увидел женщину с непокрытой головой. Она не поклонилась и не устыдилась собственного неопрятного внешнего вида. Такое поведение со стороны женщины было непозволительным в отношении любого мужчины моего государства, тем более в присутствии повелителя. Но незнакомка ничуть не смутилась. Это была женщина с большими карими глазами и длинными чёрными волосами. Она не казалась молодой, но и старость едва ли коснулась её. Спокойный и внимательный взгляд говорил о смирении и мудрости. Её взгляда я не выдержал и, чтобы избежать его, вскрикнул:
– Как ты посмела появиться перед повелителем в таком виде?! Как у тебя хватило наглости предстать передо мной без должного убранства?
Мой голос бился меж мраморных стен и скоро затих. Женщина молчала. Закричать во второй раз я не решался. Казалось, что больше я не в состоянии заговорить. Женщина прервала молчание, и, пусть находилась она на почтительном от меня расстоянии, слова я расслышал так, будто произносили их у самого уха:
– Я сестра царицы, которую ты убил утром.
Её слова придали мне сил, пусть и напомнили о моём чудовищном поступке. Я снова закричал:
– Ты не похожа на сестру той кровожадной девки! И потом, ты слишком зрело выглядишь. Будучи старше её, ты должна была стать повелительницей. Из этого я заключаю, что ты врёшь! Как только трое моих визирей и их почтенный отец прибудут, я незамедлительно казню тебя за ложь и неподобающее поведение.
На лице незнакомки не дрогнул ни единый мускул. Помолчав какие-то мгновения, она снова заговорила:
– Я должна была стать царицей, как ты и сказал. Но моя завистливая сестра подкупила влиятельных деятелей государства, и меня посадили под замок. Долгие годы я жила в заточении. Сестра, хотя и была со мной милосердна, всё же распустила слухи о моём умопомешательстве. По законам нашей страны безумный наследник не может взойти на престол. Но младшая сестра пошла ещё дальше и отравила отца, а его приближённых запугала. Не знаю, как ей это удалось, но власть перешла в её руки. Она вырезала почти всех мужчин, но тут появился ты и убил её. Я должна скорбеть и носить траур, но сердце моё ликует. Утром я проснулась, но мне так и не принесли завтрак. Я ждала, но ни одна живая душа не вошла в мою тюрьму. И стража куда-то исчезла, оставив двери незапертыми. Только к ночи я решилась выйти и тогда поняла, что дворец пуст. Я долго бродила, будто и правда умалишённая, и тут увидела тебя…
– Зачем ты смеялась надо мной?
– О чём ты говоришь? В заточении я напрочь забыла, что такое смех. Это ветер гуляет по коридорам дворца и смеётся над нами. Я слышала этот смех почти каждую ночь…
Мне хотелось поверить ей, хотелось обнять её, единственного человека, который заговорил со мной за этот бесконечный день. И пока я смотрел в эти неподвижные глаза, сомнения покинули мою душу. И пусть я продолжал говорить с ней сурово, но подозрения мои рассеялись. Хотелось лишь скорого рассвета. Прежде я думал только о том, как в мои покои поднимутся виноградарь и трое его сыновей. Но теперь мысли вились вокруг этой незнакомки.
Она подошла ближе и снова заговорила:
– Скоро женщины вернутся. Они приведут с собой троих твоих друзей с их престарелым отцом. Они увидят тебя и возрадуются, но и меня они тотчас же узнают. По нынешним законам нашей страны я должна унаследовать престол. Поэтому тебе следует убить меня или жениться на мне.
Поражённый, я смотрел в её спокойные, неподвижные глаза. Ещё вчера меня вышвырнули из родной деревни, а теперь я должен был обрести жену из древнего царского рода.
Меня охватила спокойная уверенность: рассвет не наступит, пока я не возьму эту женщину в жёны. А ведь я даже не знаю её имени.
Тогда, после недолгих колебаний, я попросил её быть моей женой. Она опустилась на колени, сложила руки в молитве и поцеловала носок моей правой туфли. Потом она поднялась, взяла меня за руку и отвела в спальню младшей сестры. Но прежде чем мы легли на брачное ложе, я спросил:
– Как тебя зовут?
– Если ты узнаешь моё имя, то тотчас же предскажешь будущее нашего союза. Этого я не хочу и всеми силами постараюсь не допустить. Едва ли имена людей имеют большое значение, от них только тревоги и подозрения. Не лучше ли обращаться друг к другу словами любви?
Этой ласковой отговоркой она усыпила моё сознание, и мы опустились на мягкие простыни и подушки.
На рассвете я вышел на балкон. Город внизу был пуст, как и вчера. Женщины ещё не вернулись. В груди стало тесно, будто меня обманули. Сердцевина моего существа тяготилась, хотелось глубоко вздохнуть. Но сколько ни хватай ртом воздух, не прогонишь скользкую тревогу. На балкон скоро вышла жена. Она положила мне голову на плечо и сказала:
– Скоро у нас будет младенец. Нам нужно молиться о его благополучном рождении. Я уже не так молода, чтобы выносить здорового отпрыска, но всё же счастливая возможность остаётся. Принеси воды из фонтана для омовения.
Я спустился к фонтану и наполнил пару глиняных кувшинов. Возвращаясь, я проходил мимо одной комнаты. В створе дверей лежал какой-то свиток, чего я вчера не мог заметить из-за темноты.
Поставив кувшины на мраморный прохладный пол, я подобрал свиток и вошёл в комнату. Лучи утреннего солнца ещё не проникли в окна, которые смотрели на запад. Я запалил жаровню и рассмотрел свиток при свете огня. На древнем пергаменте были начертаны женские имена. Просмотрев его, я окинул взглядом комнату. Только при свете жаровни я заметил, что вся комната была забита свитками сверху донизу. Схватив первый попавшийся, я обнаружил в нём имена. Развернув другой – тоже. Просмотрев третий, я не увидел ничего, кроме имён. Никогда я таких имён не слышал, но каждое, без сомнения, было женским.