— Давай я его покормлю, — предложила она, затягивая ремень. За время работы на фронте обе девушки похудели ещё больше и теперь грозились утонуть в своей форме.

— Молоко в сумке, — Адалин кивнула в сторону шкафа у входа.

— Скорее бы он уже начал есть из ложки, — проворчала Пати. — Это обсасывание тряпочки — очень утомительный процесс.

Внезапно за их спинами раздался голос доктора.

— Чего там? Опять голодный? Что б я так жил — только спит и ест — никаких забот.

— Это не навсегда, к счастью, — ответила Адалин.

Пати аккуратно взяла на руки ребёнка и устроившись за столом, уложила его себе на колени. Она поставила рядом бутылочку, открыла её и принялась смачивать чистый кусок ткани молоком, подставляя его ко рту ребёнка. Тот с упоением посасывал мокрую ткань, то и дело принимаясь хныкать, когда брать из неё было уже нечего.

Всё это время Хорес сидел напротив и скептически поглядывал на них. В момент, когда Пати чуть не опрокинула бутылку, ворочая её, чтобы добраться до содержимого, он не выдержал.

— Дай-ка, — рявкнул он. Не взирая на протесты Патриции и малыша, Габриэль забрал у них бутылку и направился с ней куда-то к себе в подсобку. Через минуту он вышел оттуда со странным предметом. Это была перчатка и когда доктор точным движением срезал с неё один палец, девушка прекратила ругаться и с интересом уставилась на него.

— Что это? — спросила она.

— Каучук, — медленно проговорил Хорес. — Стерильные перчатки — чудо инженерной мысли. Но мне с ними работать неудобно, ничего не чувствую. — Он резко развернулся и направился к другому столу, где вынул из коробки толстую иглу, чтобы сделать прокол на конце напальчника. Пати, покачивая плачущего Кевина, следила за его действиями, как заворожённая и не отставала ни на шаг. Хорес, поставив бутылочку на стол, ловким движением надел на её горлышко самодельную соску. Он не отдал Пати своё творение. Вместо этого он забрал у неё из рук мальчишку, который уже весь раскраснелся от крика, и сам начал его кормить. В ту же секунду, как желанное кушанье беспрепятственно хлынуло в маленький ротик, личико Кевина выразило восторженное удивление. Он сосал бутылочку и переводил сияющий взгляд с лица Габриэля на источник своего наслаждения, пытаясь, видимо, поверить в то, что происходило с ним. Никогда ещё до этого приём пищи не доставлял ему столько радости и уж точно никогда раньше понятие «радость» не ассоциировалось у него с этим грубым и обычно недружелюбным лицом. Хорес смотрел на ребёнка с улыбкой. До сего дня он редко удостаивал его вниманием, а теперь вдруг что-то всколыхнулось в самом дальнем уголке зачерствевшего сердца. Габе не сразу заметил, с каким умилением смотрели на него помощницы, а когда увидел, было уже поздно.

— Мистер Хорес, — протянула Патриция, — Почему вы скрывали от нас, что вы хороший, добрый и детей любите? — Она совершенно искренне умилялась открывшейся картине, хотя нотки сарказма в её голосе расслышал бы даже глухой.

— Вы так чудесно смотритесь вместе, — поддакнула ей Адалин.

Хорес даже растерялся от таких признаний и, проворчав себе под нос что-то про огромное количество дел, переложил ребёнка в руки Патриции. Та, продолжая хитро улыбаться, уселась за стол вместе с малышом, который уже дремал на её руках от удовольствия.

— Кто сегодня идёт в госпиталь? — спросил доктор, когда малыш заснул.

— Я пойду, — вызвалась Адалин.

— Ты ж вчера ходила и позавчера, — он перевёл вопросительный взгляд на Патрицию. Та, нахмурившись, отвернулась.

— Мне не трудно, я схожу, — уверяла его мисс Виндлоу.

— Да? — недоверчиво бросил Хорес, буравя взглядом Пати. — Ну иди. К Ларсену по пути не забудь заскочить.

— Так точно, — согласилась Адалин.

Когда она скрылась за дверью, Габриэль медленно обошёл Патрицию, пододвинул стул и сел рядом. Он молча смотрел на неё своим единственным глазом, отчего девушке становилось не по себе.

— Что? — спросила она резким шёпотом, боясь разбудить Кевина.

— Ничего, — Хорес помотал головой. — Хотел спросить — тебе не стыдно? — Он тоже шептал. Лицо Патриции при его словах изобразило смесь отчаяния и возмущения, — отправляешь подругу третий день подряд за лежачими больными срам подтирать. Совесть не мучает?

— Вам-то что?

— Ты смотри аккуратнее, а то я начну думать, что тебе нравится со мной тут сидеть, пойму неправильно.

— Вы в своём уме?! — Пати чуть не сорвалась на крик, но тут же испуганно уставилась на Кевина. — Не могу я в госпиталь, мистер Хорес. Не спрашивайте. Просто не могу и всё!

— Чего это вдруг? — не унимался доктор. — Раньше могла, а теперь не можешь? Брезгливость проснулась?

— Нет, не в этом дело. Вас это не касается!

Габриэль не ответил. Посидев ещё с минуту, он поднялся и на пороге подсобки бросил:

— Завтра дежуришь в госпитале без разговоров.

Патриция подскочила с места. Она быстро, но довольно аккуратно уложила Кевина в кроватку, под которую приспособили старый ящик от пушечных снарядов, и кинулась следом за ним.

— Вы не посмеете! Я не пойду! — крикнула она, влетая к нему.

Хорес обернулся. Он гневно свёл брови и процедил, приближаясь:

— Я твой начальник, лейтенант Шарк. Куда скажу, туда и пойдёшь, хоть в госпиталь, хоть к чёрту лысому!

— Пожалуйста, — выдавила из себя девушка. — Пожалуйста, только не в госпиталь, — она впервые в жизни умоляла, и сама не верила тому, что говорит, — куда угодно. Согласна к чёрту, но только не в госпиталь.

— Почему? — Габриэль схватил её за плечи. — Ты можешь нормально сказать?

Пати смотрела на него взглядом, полным отчаяния. Она очень не хотела признаваться, но, другого выхода не было.