Шрифт:
Здесь было холодно.
— Пойдем домой? — предложил Ал.
— Домой? — недоуменно переспросил Шен и покосился вокруг. — Я уже дома.
— Пойдем внутрь, — поправился Ал.
— Ты иди. И не отвлекайся на меня. Занимайся своими делами. Если кто-то обо мне спросит, скажи, что я ушел в длительную медитацию и меня нельзя тревожить.
Ал с сомнением посмотрел на него.
— А мне… а мне можно тебя тревожить?
Шен покачал головой.
— Не вынуждай меня покидать это место. Мне… — он запнулся, — мне когда-то тут нравилось…
Волчара вернулась к Риту, а дух серого лиса вместе с Алом остался на пике Черного лотоса, по-хозяйски оглядываясь вокруг. Он издалека посмотрел на Шена, но не решился к нему приблизиться, а вместо этого скользнул в приоткрытые двери черного замка.
Черная девятихвостая лисица тут же оказалась в холле, издалека заметив приближение постороннего. Все эти дни она с тревогой поглядывала на площадь из окна башни, наблюдала за Шеном в надежде, что он придет в себя, а пугающая энергия вокруг него успокоится.
Серый лис остановился, уставившись на красавицу, за спиной которой отчетливо были видны девять невероятно пушистых черных хвостов.
— Ты еще кто? — потребовала разъяснений лисица.
— А тебе какое дело?
— Я тут живу! Незваным гостям тут не рады!
— Я не гость, — высокомерно заявил лис. — И прояви побольше уважения, мне уже тысяча лет!
Лиса надменно посмотрела на один его хвост.
— Дурачишь меня?
— Я не дух лиса, а дух меча!
Удивившись, лисица принюхалась и признала:
— Пахнешь подобно Волчаре…
Лис не понял, что она назвала имя, и возмущенно воскликнул:
— Смерти ищешь?! Какой еще волчара?! Ты что, не лисица, а крот, что не видит, кто находится перед ним?!
Увидев, как забавно смотрится возмущенный серый лис, лисица захихикала и ушла в глубокие размышления:
— Неужели я такая же маленькая милашка, когда злюсь в своей звериной форме?..
Осознав, что это какая-то сумасшедшая девятиховостая лиса, серый лис важно прошествовал мимо нее, больше не собираясь вступать в беседу.
Лисица увязалась за ним.
— А человеческая форма у тебя есть?
Тот не ответил.
— Ну есть?
Лис молчал.
— Ты — тысячелетний дух меча, который только и смог, что стать лисом? Вот умора!
— Есть!! — не выдержал тот.
— Покажи.
Снова нет реакции.
— Ну покажи.
— Покажи!
— Все ты врешь!
Серый лис внезапно осознал, что уже скучает по спокойствию монастыря Дун.
Глава 230.1. Множество дорог, ведущих к тишине
Муан был рядом с Шеном, и Шен иногда все же кидал на него взгляд. Но он не говорил с ним и отказывался реагировать на слова, произносимые мечником. И, естественно, тому нельзя было приближаться.
Так прошло две недели. Все это время Шен провел под деревом, то сидя у корней, то лежа на лавочке. Он много спал и предпочел бы вообще не просыпаться. Предпочел бы не встречать рассветы и не провожать закаты без него.
— Больше всего я боялся рассветов и закатов, когда тебя не станет, — однажды произнес он, глядя на догорающий алый закат. — Но вот сейчас смотрю… и не вижу ничего особенного.
День или ночь, полдень или полночь — ничего не важно. Бессмертное тело могло просто существовать, без нужды принимать пищу, не страшась дождя или холода. Рядом больше не было того, чью заботу он бы с благодарностью принял.
Он остался один.
Время замерло, и что бы ни происходило — не имело значения.
Муан поднимал в воздух цветы, заставляя их кружиться по кругу и падать на голову Шену. Тот делал вид, что не замечает. Муану казалось, будто оба они чего-то ждут. Дни проходили за днями, а они с Шеном будто бы замерли в ожидании.
Ал умело всех спроваживал, страшась того, что однажды Шен просто исчезнет, если его будут донимать. Он оберегал покой старейшины пика Черного лотоса, изредка пытаясь самолично нарушить его, то предлагая ему чая или пытаясь набросить на его плечи теплую накидку. Иногда Шен не реагировал, а иногда отвечал ему такими едкими фразами, что Ал предпочитал ретироваться.
С болью на сердце он наблюдал, как Шен встречает рассветы и провожает закаты сидя под полумертвым розовым деревом. И Шен казался таким же полумертвым. Ничто не оживляло его взгляда, и даже слова, которые иногда срывались с его уст, казалось, срывались без всякого чувства, лишь по инерции.