– Койдула, шесть. Хороший пансионат, господин капитан. Рядом офицерское казино. Очень удобно.

– Спасибо.
– Пряча документы, Скорин вынул из кармана пачку писем и несколько фотографий.
– А где навести справку о жителях города?

– В городской управе. В нашем же здании, но вход с другой стороны.

Скорин обогнул старинное, из тяжелого серого камня здание и вошел в городскую управу. Изложив свою просьбу, он снова, словно случайно, выложил на стол пачку писем и фотографию "невесты". Миловидная девушка сделала в регистрационной книге какую-то запись.

– Постараемся вам помочь, господин капитан. Зайдите через несколько дней, - вежливо улыбаясь, проговорила она и нагнулась, стараясь рассмотреть фотокарточку. Заметив ее желание, он молча протянул фото.

– Марта, ты взгляни, какая прелестная невеста у господина капитана!
– воскликнула девица.

Сидевшая за соседним столом Марта встала, и они стали обсуждать портрет. Скорин, перевязав ленточкой письма, безразлично смотрел на расхаживающего по коридору толстого полицая, фотографию которого показал ему в Москве Симаков. Подпольщик понравился своим спокойным равнодушием.

Скорин раскланялся с девушками, на толстого полицая больше не взглянул и вышел из управы.

Теперь очередь за квартирой. Пансионат на улице Койдула? Скорин помнил о нем из сообщения Зверева. Рядом офицерское казино, рядом же абверкоманда. Целлариус. Шлоссер. Все под боком. Удобно. Слишком удобно.

Прежде чем искать квартиру, необходимо выпить чашку кофе, собраться с мыслями. Через несколько минут он уже сидел в маленьком уютном кафе, хотел было окликнуть официантку, вовремя спохватился, чисто немецким жестом щелкнул пальцами. Когда девушка обвела присутствующих взглядом, он поднял указательный палец, подождал, пока официантка подойдет, медленно произнес:

– Кофе, - после паузы добавил: - пожалуйста.

– Одну минуту, господин капитан.
– Официантка взяла со стула пустую тарелку, быстро взглянув на Скорина, пошла на кухню. Он почувствовал ее взгляд, но не повернулся, не посмотрел на девушку.

Что-то он сделал не так? Нужно ли говорить эстонцам "пожалуйста"? Обычно немцы, обращаясь с просьбой, добавляют это слово, но как они ведут себя здесь, в оккупированном Таллинне? Возможно, он допустил ошибку, и девушка удивилась. Скорин достал сигареты, зажигалку. Все он делал медленно и сосредоточенно. Для немца чашка кофе - ритуал, не следует забывать... Не разминать сигарету, проверять сдачу, не мять деньги, не класть их в карман, стряхивая пепел, не щелкать по сигарете указательным пальцем... Плохо, очень плохо... О подробных мелочах не следует думать, они должны прийти сами собой. Скорин вздохнул, вынул из пачки сигарету, не размял, аккуратно прикурил.

Он приехал в Таллинн из Финляндии, куда был заброшен неделю назад. Документы настоящие, выданы в тридцать девятом году в Берлине взамен утерянных, остались с прошлого задания. Справка из госпиталя и отпускное удостоверение липовые, ранение зато настоящее. Не было бы счастья, да несчастье помогло. И заживает рана плохо, нарочно хромать не приходится. Крест и нашивка о ранении - неплохое прикрытие, а вот палка, наверное, лишняя. Ходить, конечно, удобно, но броская деталь. Капитанов, разгуливающих по Таллинну с тростью, немного.

Скорин кивнул официантке, которая поставила перед ним чашку кофе, опираясь на трость, встал - в кафе вошел полковник.

– Сидите, капитан.
– Полковник снял фуражку, сел за соседний столик.
– Где получили ранение?

– Под Харьковом, господин полковник.
– Скорин опустился на стул, вытянул больную ногу.

– Отпуск?

– Так точно, господин полковник.

– Почему не на родине?
– Полковник, роняя вопросы, изучал меню, не смотрел на почтительно склонившуюся официантку.
– Кофе, коньяк, пожалуйста.

"Пожалуйста".
– Скорин улыбнулся и передвинул стул, чтобы не сидеть к полковнику боком.
– Хотя ведь полковнику за пятьдесят, молодежь может разговаривать грубее". Скорин поклонился полковнику и ответил:

– Ищу невесту, господин полковник. Война, Грета перестала писать, и я решил...

– Молодец.
– Полковник вынул из кармана газету.

Скорин понял, что разговор окончен, отвернулся. Хотя все пока складывалось отлично, чувствовал он себя в Таллинне неуютно. Значит, надо быть медлительнее, флегматичнее, при такой манере больше времени для обдумывания. Он докурил сигарету, подвинул чашку кофе, обмакнул кусочек рафинада, положил его в рот. Выпить бы сейчас две, даже три чашки, и послаще, но немцы кофе смакуют и считают, что первая чашка действует как лекарство, вторая же - как яд. Есть, пить, платить деньги, брать сдачу, курить - в общем, жить как немец, но главное думать и даже чувствовать. Это рыжая официантка не несчастная, забитая девушка, а существо низший породы. Ей незаслуженно повезло, она обслуживает офицеров великого рейха. Она счастлива получить предложение на вечер, ее отказ удивит, даже оскорбит господина капитана. Да... не "да", а "О, да!". О, да, она счастлива! Ей повезло.

Саморежиссура не помогла! Скорин видел опущенную рыжую голову, чуть поднятые, как бы ожидающие удара плечи. А ведь в кафе все вежливы, очень вежливы.

Он встретился с официанткой взглядом, чуть наклонил голову. Девушка тотчас подошла.

– Еще чашку кофе, стакан холодной воды, счет, - произнес он скучным голосом, чуть было не объяснил, что давно не пил кофе и очень соскучился. Девушка, повторив заказ, ушла.

В таллиннском подполье никто не знает о приезде Скорина. Он имеет три явки, в двух может получить передатчик. Необходимо выбрать одну из двух. За осторожность Скорина, случалось, обвиняли в перестраховке, излишней подозрительности. Он никогда не спорил, но работал по-своему. В сороковом в Берлине он неделю следил за человеком, не шел к нему на связь, случайно увидел, как предполагаемый связной встретился взглядом с гестаповцем, оставил на скамейке газету и ушел, а гестаповец газету подобрал.