– Да, она злобная и глупая мегера. Но другой мне не выдали, и кто-то должен делать административную работу, а выдернуть сюда Аню или Володю я не могу. Поэтому имей в виду, если ты измотаешь тетке нервы и ее хватит удар, я свалю на тебя ее часть работы, – пообещал Григорий.

– А ты на нее мою взвали, – предложила в ответ специалист по психопатологии – тогда бы вы уже искали татуированных мужчин, применяющих нежный кусь к трупам, а по всему Крыму устраивали облавы на людей, похожих на неандертальцев с короткими большими пальцами. Эмоциональные всплески и выход из зоны комфорта полезны против инсульта. Учат организм справляться с кортизолом. Так что мотать нервы даже полезно. В человеке восемьдесят километров нервов, если вытянуть в одну линию. Мотать – не перемотать.

Самбуров только покачал головой. Татьяна Николаевна имела глупость ударить Киру в больное место. И хотя самым простым решением стало бы немедленно перевести куда-нибудь вредную тетку, разведя их с Вергасовой в разные углы ринга, в той ситуации, в которой он оказался, Григорий сделать этого не мог. Ему только жалоб и сплетен не хватало, что он избавляется от заслуженных сотрудников в угоду личным интересам. В каждой ситуации есть строго прописанные инструкции и регламенты. Пренебречь некоторыми под защитой Вольцева, в родном УВД Краснодара, это одно дело. Послать к черту правила здесь – неосмотрительная глупость. Он в Ялтинском УВД, как лошадь в витрине, с него не сводят любопытных и ожидающих взоров. Подполковник, который в прошлом году взял маньяка, приехал ловить еще одного маньяка.

Демоны Киры самостоятельно разберутся с теткой так, как им хочется. А он последует рекомендациям полковника Вольцева – станет тренировать в себе терпение, понимание и принятие.

Часом позже они сидели в ресторане «Поднебесная», ждали мясо на гриле. Кира гладила пальцем ножку стакана с виноградным соком, засыпанным льдом. В огромном распахнутом окне колыхалась шелковая штора. Тихий плеск абсолютной тьмы заставлял вглядываться в ночь в попытке разглядеть, что же там за горизонтом.

– Что может быть общего у этих двоих? – Самбуров, как и Кира, смотрел в окно. – Они никогда не встречались, разного возраста и рода занятий.

В ее взгляде не мелькнуло удивления или непонимания. Она думала о том же.

– И тем не менее у них есть что-то общее. У нашего убийцы вспышки агрессии и раздражения, идеи преследования, аффективные взрывы, перемежающиеся с периодами некоторого спокойствия. Спокойствия он достигает как раз за счет убийств. Но убийства не случайные. Убийца явно действует не наобум. Он не просто под влиянием наваждения, психоза или навязчивой идеи. У него есть конкретный побудительный мотив. Причина. Определенная, глубоко обоснованная, рационально объяснимая. И эта причина привела его к Монголину и Родионову. – Кира прищурила глаза и словно сомнамбула качала головой. Она еще раз и еще прокручивала мысли в голове. – Знаешь, что меня беспокоит? У него очень четкие периоды ремиссии. Укусы – это совсем беспамятство. Никакого контроля. Над человеком властвует зверь. А потом он берет свое состояние под контроль. Выбирает жертву, по каким-то параметрам планирует убийство, валит ее из ружья дротиком и утаскивает в логово. А дальше снова выпускает зверя? Как? Медикаментозно? Принимает что-то психотропное? А временные рамки как устанавливаются? Дозой? В этом и есть особенность психических заболеваний, они не поддаются контролю, очень тяжело купируются и поддерживаются в ремиссии. Даже при плотной работе со специалистом подобное крайне тяжело осуществить. А проворачивать такое самостоятельно? Да еще на регулярной основе…

– Что можно такого принять, чтобы тебя потянуло покусать себе подобного? – Самбуров кинул взгляд на стопку фотографий, которые Кира рассматривала под лупой и просто так, бесконечное число раз. Григорию-то ничего, он и не такое видел, а вот официантов разбирало любопытство. Они опасливо косились на стопку карточек на краю.

Верно говорят, смерть лидирует по степени притягательности для человеческого любопытства. Странно, что ее еще не используют рекламщики и маркетологи.

– Хотя каннибалы бывают довольно вменяемые. Видел я одного живьем, он очень харизматично рассуждал об учениях древних философов и оправданности поедания себе подобных, – мрачно пошутил Самбуров.

– Каннибализм с точки зрения психологии интересная штука. И крайне редкая, как именно психоз. Чаще осознанное решение. Но даже если опустить морально-этические и религиозные ограничения, это очень невыгодная вещь. Жрать себе подобного существам нашего вида не просто противно душе и тому подобное. Это нецелесообразно. Мы плохо и медленно размножаемся. Девять месяцев вынашивания, роды, нередко заканчивающиеся гибелью одной или обоих особей. До половозрелого состояния человек растет долго. Мы не хомячки и не кролики, популяцию которых тяжело ограничить. Если бы у человечества в культуре активно практиковалось поедание соплеменников, мы бы просто не выжили и не заполонили землю.

Кира насытилась, и к ней вернулось хорошее настроение. Григорию оно тоже передалось.

– Даже дикари в далеких, неокультуренных, нецивилизованных странах, которые еще, может быть, остались, не едят соплеменников, – проговорил он. – Едят чужих. Потому что на подкорке, в самом древнем мозге ящера, заложено – не жри своих, передохнешь. Не отравишься, а именно закончишься.

Кира отмахнулась.

– По-любому это не наш случай. Есть взрослого, старого и вонючего мужика – сомнительное удовольствие. И у нас укусы, а не каннибализм.

– Ну не знаю, едят же выдержанный сыр? Тоже старый и вонючий, – хмыкнул Самбуров.

Специалист по психопатологии на мгновение замерла, даже жевать перестала. Осмысливала.

– Еще вяленое мясо, – добавил Григорий, с трудом сдерживая смех, глядя на задумавшуюся Киру.

– Самбуров! Ты чудовище! Это вообще не одно и то же, – засмеялась она, наконец вынырнув из своих мыслей и сообразив, что он шутит. – А вот сыр и вяленое мясо я теперь есть не смогу.

– Это вряд ли. У тебя хороший аппетит, даже не знаю, что его может испортить.