Дети сидели голодными уже третий день. Учитель, как мог, растягивал запасы в надежде, что попечители приюта вспомнят о сиротах. Но, как видно, в столице происходило что-то из ряда вон выходящее. Учитель пытался на днях попасть на прием к чиновнику, поставленному во главе попечительского совета. Хотел попросить наладить должное снабжение приюта. Но куда там, на порог не пустили. Сказали, всё записано, всё учтено, когда руки у начальства дойдут, всё решат, всё доставят, не бегайте и не путайтесь под ногами со всякой своей ерундой…

Старик с грустью вспоминал совсем недавнее прошлое, когда заботами усть-ижорского приюта ведала княгиня Роса. Не по должности, не по обязательству, просто от сердца доброго эта женщина одна делала для детей столько, сколько теперь не мог сделать целый попечительский совет из дюжины ленивых дармоедов. Раньше и запасы в приюте не переводились, одежда на детях не успевала изнашиваться, книг было в достатке. Но умерла княгиня несколько лет назад, и приютские дети, считай, ещё раз осиротели.

Зарядили дожди, и крыша старого приюта протекла сразу в нескольких местах. Голодный Май целый день провел на крыше под проливным дождём, перекрывая дыры. Теперь на детей хотя бы не лилась вода. Перебравшись в самую сухую комнату, воспитанники вместе с учителем собирались уже вторую ночь провести, лежа на сдвинутых вместе кроватях и согревая друг друга.

Старик взял кривую кочергу и принялся шуровать в печке.

– Ну вот, все и прогорело, – сообщил он. – Садитесь поближе друг к дружке. Сейчас станет холоднее.

Дети, как стайка цыплят, сбились плотнее, младшие прижались к старшим. Старик тревожно и строго обвел взглядом своих подопечных, сокрушенно покачав головой, побрел к двери и поплотнее прикрыл ее, потом отошел к окну и провел ладонью вдоль рамы. Дует… Давно надо было щели законопатить, да попробуй допросись пакли. Не мхом же затыкать. Не тот век на дворе… Хотя, конечно, на худой конец и мхом можно. Только вот его заранее заготовить надо бы, собрать, высушить. А где соберешь-то? Не в березовой же роще. В дальний лес идти надо…

Усть-Ижорский приют располагался в благодатном месте, на окраине города, в отдалении от оживленных улиц, гари, выхлопов и, самое главное, ненужных соблазнов. Березовая роща начиналась от самой Невы и выходила к большой проезжей дороге. Когда-то давным-давно в роще был построен городской приют для сирот. В разные времена в огромном бревенчатом тереме жили до сотни ребятишек, а при них постоянно находились несколько взрослых воспитателей. В приют попадали только круглые сироты, о которых совершенно некому было позаботиться. А таких среди славичанских детей всегда было немного: большие семьи, много родни, близкой и дальней, всегда найдется добрая душа, возьмет ребенка к себе… Но случалось, что исчезал род, исчезал под корень по причинам, которые обсуждать было не принято. Поэтому у приютских воспитателей всегда была работа. Правда, в последние годы учитель в приюте был один. Этого вполне хватало, чтобы справиться с тремя десятками ребятишек от восьми до четырнадцати лет.

Обычно воспитанников в приют направлял княжеский попечительский совет, но иногда дети сами приходили и просили убежища. О причинах они врали напропалую, сочиняли самые диковинные небылицы, но учитель никого не совестил, никого попусту не пытал и никому не отказывал. Он считал, если ребенок пускался в бега и бросал родной дом, значит, у него есть на это причина. Чаще всего, освоившись, дети рассказывали о своих бедах. Май был одним из таких беглецов, но было непохоже, чтобы, даже освоившись, он кому-нибудь доверил свои тайны.

Дети грустно примолкли, только изредка кто-то сопел и вздыхал.

– Учитель, расскажите что-нибудь, – нарушил Пчёлка тоскливую тишину.

– Расскажите!.. Ой, правда, расскажите… – послышалось со всех сторон.

Старик развел руками:

– Да я уже все сказки вам по сто раз пересказал. Новых нет.

– Все равно, учитель, расскажите… – проговорил Май.

– О чем же вы хотите услышать?

– О Горыне… – несмело попросил маленький Пчёлка, шмыгнув носом.

Учитель нахмурился:

– Пчёлка, и ты туда же? Придет же тебе в голову… Накличем себе неприятности. Я – за то, что рассказываю, вы – за то, что слушаете.

– Тогда, – проговорил Пчёлка. – Расскажите что-нибудь из былого.

– Из былого? – удивился учитель. – Пчёлка, ты ж не любишь былое.

– Да он никакие уроки не любит, – усмехнулся Май.

– Неправда! Я счисление люблю! – воскликнул рыжий Пчёлка.

– Я в это поверю, когда ты, наконец, выучишь умножение на восемь, – вздохнул учитель.

Дети рассмеялись, и Пчёлка вместе со всеми.

– Учитель, расскажите из былого, – попросил и Май. – Только не из предписанного, а просто так, занятное что-нибудь. О Ветре и Воле…

Старик не удивился просьбе Мая. Былое оказалось единственным предметом, по которому в образовании Мая обнаруживался явный пробел. Когда Май появился в приюте, он безропотно исполнял заведенный учителем порядок и сидел на всех уроках. Сразу стало ясно, что в том богатом доме, откуда спасался бегством юный Май, ему пытались дать хорошее образование. Ни в счислении, ни в природоведении, ни в языкознании учитель не мог дать Маю ничего нового. Но на уроках былого Май сидел, открыв рот, и задавал вопросы один за другим. Предания о Ветре и Воле, двух древних родах славичанской земли, были излюбленной темой Мая.