Утром следующего дня я пришел в стационар. Вскоре мне велели идти на клизму. В туалете какой-то дурак исписал двери и стены калом. Когда я вышел из кабинки, столкнулся с уборщицей, которая обвинила меня. Я ответил, что от клизмы у меня вряд ли бы получились такие четкие и яркие буквы – консистенция «чернил» не та.

Меня, раздетого, накрыли простыней и увезли на каталке к операционной. Поставили обезболивающее и ушли. Я стал замерзать от долгого ожидания. Просил укрыть меня чем-нибудь еще. Спустя пять минут меня протолкнули в распашную дверь и переложили на операционный стол. Было страшно. Врач просил расслабиться и медленно дышать, пока анестезиолог считает до десяти. Я отключился на цифре восемь.

Оказавшись в палате, я мог только моргать. Тело не слушалось. Я с ужасом ощутил, каково было моей парализованной бабушке. Через несколько часов стала возвращаться чувствительность. Первым делом, опираясь на костыли, я дошел до туалета. Меня подбадривал мотив песни “Listen to your heart” группы Roxette, который снова стал популярен благодаря рекламе пива Efes Pilsener. Ее постоянно крутили в перерывах матчей чемпионата Европы по футболу. Я попросил женщину в палате, лежавшую с сыном, дать мне на вечер портативный телевизор, чтобы посмотреть матч нашей сборной против греков. Она отказала. Когда сборная Греции сенсационно выиграла кубок, российская команда стала единственной победившей чемпиона на турнире.

После операции я провел еще пару дней в отделении, чтобы врач понаблюдал за моим швом. Но когда меня отпустили домой, обезболивающее перестало действовать. Хотелось лезть на стену от рези внизу живота. Отец попросил служебную машину, чтобы отвезти меня к матери. Дома я выдохнул. Операция, вызвавшая столько переживаний, была в прошлом. Теперь я мог полностью сконцентрироваться на учебе.

К девятому классу мама купила мне черный костюм с темными рубашками, которые можно носить без галстука. Отношение к учебе должно начинаться с внешнего вида. Я отказался от рюкзака в пользу строгого дипломата с кодовым замком, подаренного отцом маме пять лет назад. В коридоре надо мной посмеивались, но я не реагировал. Теперь у меня была броня. На переменах я подходил к стенду с именами медалистов школы с момента ее основания, представлял, что через три года там будет и мое имя. Каждый вечер я смотрел на стену своей комнаты, увешанную благодарственными письмами и грамотами за призовые места в предметных олимпиадах. После занятий я спал около часа, чтобы дать мозгу передышку. Затем проводил за учебниками всю вторую половину дня, до девяти вечера, кроме дней, когда ходил на волейбольные и баскетбольные тренировки по вечерам. Я поставил стол прямо под окном, чтобы смотреть на улицу. Устраивал себе мысленную прогулку время от времени. За четверть я набрал по шесть оценок по каждой дисциплине за работу у доски. Не было ни одной четверки.

С этого года мы, девятиклассники, могли прийти на новогодний вечер вместе со старшими классами. Почувствовав уверенность, я пригласил потанцевать одну из самых вожделенных старшеклассниц. К ней не решались подойти даже ее одноклассники. Я не умел танцевать, однако на какое-то время мог составить ей компанию. Потом попросил сфотографироваться с ней. Парни из моего класса выразили мне уважение. Теперь они воспринимали меня не так, как раньше, что было явно заметно по одному случаю.

К нам в класс перевелся армянин Ара. Он был веселым парнем, не стеснявшимся в выражении эмоций. Как-то раз Ара взял мой портфель, чтобы меня спародировать. В ответ я сильно толкнул его плечом. Тот упал на парту, сдвинув ее с места. Мы «забили стрелку» за школой, чтобы разобраться после занятий. Одноклассники стояли за нами. Я сказал, что мы должны прежде с ним поговорить вдвоем. Не хотелось устраивать драку. Я попросил его больше не выставлять меня клоуном и извинился. Мы поняли друг друга и больше не конфликтовали. Когда он ушел, одноклассники сказали, что решали, за кого будут в случае потасовки. Большая часть была за меня.

Однако не все конфликты были столь безобидными и так легко разрешались. Как-то Макс в столовой перекинулся резкими словами с парнем из параллельного класса, где учились дети, переведенные из коррекционной школы. Тот был старше и гораздо крепче Макса. Они решили разобраться на стадионе. Я говорил другу – лучше не геройствовать. Однако он был полон решимости. Новость о «стрелке» на стадионе облетела всю школу. Собралось не меньше пятидесяти зрителей. Никто не сообщил учителям. Считалось делом чести сохранить тайну бойцовского клуба. Макс нанес пару точных ударов противнику в голову, но тот в ответ его резко нокаутировал, а вдобавок несколько раз пнул лежачего. Гордый победитель выругался, плюнув в поверженного.

Окровавленный Макс сам дошел до дома – не дал ему помочь. Его мать, узнав о случившемся, обратилась в милицию. Их направили в больницу. У Макса обнаружили перелом челюсти и сильное сотрясение мозга. В школу он не ходил больше месяца. Последствия этой драки через несколько лет приведут его к серьезному психическому расстройству.

Из-за того что я не вступился за друга, меня мучила совесть. С другой стороны, я боялся повторения ситуации, которая случилась со мной в детстве от сотрясения мозга, и поэтому не вмешался.

К сожалению, не всегда мне удавалось избежать проблем, даже при должной осторожности. Как-то – это было в ноябре – я обходил магазины в поисках киноновинок. Ко мне подошли три подозрительных субъекта – попросили дать пять рублей для игрового автомата. Я сказал, у меня денег нет, и ускользнул от них, забежав в магазин. Надеялся, что они уйдут, если долго не буду выходить. Однако они караулили меня и, едва я вышел, обступили со всех сторон – требовали отдать все, что есть. Один из них достал из внутреннего кармана нож. Другой занервничал, уговаривая того не делать глупостей. Я сказал, что мне надо купить продуктов, тогда сдачу отдам им. Они проводили меня до магазина. Я зашел и попросил разменять мне сто рублей помельче. А попросить вызвать милицию мне и в голову не пришло. Мне дали две купюры по пятьдесят рублей. Когда я вышел, мои преследователи повели меня во двор. Там сунули свои руки в мои карманы, достали одну купюру, а другая выпала на землю. Я заметил, а они нет. Этих денег им было мало. Они спрашивали, где и с кем живу. Я понял, что эти люди готовы обчистить квартиру, и назвал улицу деда, но другой номер дома, чтобы им не захотелось так далеко идти. Парень с ножом оттолкнул меня, направившись с соучастниками в центр города. Пройдя несколько метров, я решил вернуться за выпавшей купюрой. Это увидел один из них – подбежал ко мне и выхватил деньги. Сквозь свои гнилые и тонкие, как спички, зубы он произнес, что запомнил меня.

Я был так раздосадован своей беспомощностью, что слезы хлынули из глаз. Какая-то пенсионерка, видевшая происходящее, сказала, что у меня очень нехорошие друзья. Я резко ответил: «Никакие они мне не друзья!»

Дома долго думал над всем и решил рассказать матери. Она сказала, что я должен сам определиться, хочу ли оставить безнаказанным такое отношение к себе. Было ясно – нельзя застраховаться от повторения такой ситуации. Я попросил отвезти меня в милицию.

В сером помещении с тусклым светом приняли мое заявление. Мама недолго поговорила со следователем и вернулась домой, где оставались без присмотра мои младшие брат и сестра. Я дал подробные объяснения, а потом меня отвели вниз. В КПЗ спал какой-то бомж.