– Занято, отец! – беззлобно сказал он, – С другом вот встретились поесть!

Он парень крепкий и улыбчивый, и это сочетание работает неплохо, так что «отец» даже не ворчит. Благо, свободных мест за столиками хватает, это вечером здесь час-пик, не протолкнёшься.

– Вот… – выкладываю перед Буйновым тетрадь в клеенчатом переплёте, – пронумеровано. Исходник, буквальный перевод, и попытки переложить их на поэзию.

Он угукает, быстро перелистывает тетрадь, кивает чему-то своему, и, положив тетрадь между нами, принимается за еду.

– Перелистни, – просит он чуть погодя, и я, облизнув пальцы, листаю до нужной страницы. Пару минут спустя я доел чебуреки, оставив от них хвостики, и включился в работу по полной – листая, объясняя и напевая…

– Слышь, ты! Студент! – не сразу понимаю, что обращаются ко мне. Буфетчица, уперев в толстые бока руки-окорока, недовольно смотрит на меня, назревая лицом на скандал, – Поел, и вали!

– Не ругайся, красавица! – тут же реагирует Буйнов, поворачиваясь к ней и начиная плести словесные кружева.

– Ой… – не сразу, но она узнаёт его, – это же вы, да?

– Это я, – серьёзно ответил Саша, а я с трудом удержался от всхрюкивания – только что мегера грозная, и вот уже она – маленькая кокетничающая девочка. А мимика… а жесты…

… и вот она уже выпорхнула из-за прилавка, протёрла нам стол сперва тряпкой, потом передником…

– Кофе, – пару минут спустя сообщила она торжественно, ставя на наш стол, и понижая голос… – настоящий, бразильский! Нет-нет… какие деньги!? Угощаю!

Она раскраснелась и хихикает, и я даже в некоторой опаске за Сашу. Сейчас, ещё чуть-чуть, и она потащит его в подсобку…

… но нет, что значит – опыт! Как-то очень ловко он перекрутил ситуацию так, что забота и преклонение – остались, а ненужный ему подтекст – ушёл. Я так… хм, если и смогу, то не скоро, это не просто опыт, это талант!

– Один из наших соавторов, – представляет меня Буйнов, – талантливый парень!

– Ой… – всплёскивает та руками, без особого, впрочем, пиетета, – а я думала, ты в ПТУ учишься!

– Не-а… – мотаю головой, вонзая зубы в чебурек «для своих», который – ну небо и земля (!), – на Трёхгорке работаю, ну и в вечерней учусь.

– А… ну это правильно, – мигом понимает многоопытная тётка, – рабочая биография, не последнее дело!

Киваю, давя вздох, мат… и много чего ещё. Мне эта биография, равно как и рабочий стаж – ни к чёрту не нужно! Равно как и не нужны те мелкие привилегии, которые положены элите, и которые за пределами Союза привилегиями не считаются.

Тошнит уже от мелкой фарцы, необходимости что-то доставать и крутиться, «дружить» с людьми, которым хочется давать не руку, а – в морду… Вот не советский я человек, признаю!

Наверное, в СССР есть и много хорошего, да чего там наверное… есть, как не быть! Вот только я привык жить иначе, и поэтому жизнь в СССР я воспринимаю как неудачную вынужденную эмиграцию, когда жизненный уровень просел резко. А об уровне личной свободы и вспоминать тошно…

– Не знаю пока точно, удастся ли зарегистрировать наши песни в ВУОАП, – негромко сказал Буйнов, дождавшись, пока буфетчица отошла, – но говорят, шансы есть!

С какого чёрта песни внезапно стали «нашими» уточнять я не стал. Это, в общем, коллективное творчество… Англоязычные музыканты пишут, я перевожу, иногда весьма вольно, ну и Буйнов тоже… участвует. Словечко-другое переставит, аранжировку делает… иногда.

Совесть моя почти чиста, потому что перевод, как правило, выходит очень и очень «по мотивам», и иногда он очень далёк от оригинала. Настолько, что в половине случаев можно говорить, что песню я написал самостоятельно, а исходник мне, в лучшем случае, послужил источником вдохновения. Последним, насколько я знаю, грешат и признанные поэты… чем себя и утешаю.

Очень уж простой мою задачу не назовёшь, потому что приходиться учитывать и рифму, и советскую отцензурированную действительность, и то, как этот перевод ложится на исходную музыку. Некая толика поэтического дарования у меня имеется, так что в общем, получается сносно.

А вот что там Буйнов будет делать с музыкой и аранжировкой – его и только его дело. Сейчас он, втихаря от Градского, подбирает себе репертуар и присматривается к музыкантам, клятвенно пообещав мне место второго гитариста.

Ну и…

… будем поглядеть!

Стаса я увидел издали – он, при желании, умеет выделяться из толпы, не делая ровным счётом ничего выделяющегося. Стоя с сигаретой у входа, со сдвинутой на затылок вязаной шапкой, он, то и дело солнечно улыбаясь, объясняет что-то нескольким парням, помогая себе жестикуляцией.