Его слова ужалили, даже если они должны были быть ободряющими. Да, я был полон решимости сделать свой собственный путь, быть больше, чем просто сыном опозоренного бывшего профессионала. Но тень наследия моего отца была постоянным напоминанием о том, с чем я боролся.

Я кивнул, признавая его совет. "Я не позволяю себе роскошь думать, что могу совершать ошибки", — сказал я.

Морган дал последний кивок. "Хорошо. Имей это в виду. И если тебе нужно поговорить — "

"Этого никогда не случится", — сказал я.

Морган посмотрел на меня свысока. "Никогда не говорил, что так будет, придурок", — сказал он. "У тебя слишком много проблем, с которыми я даже не знаю, что делать. Если хочешь, я могу показать тебе, где кабинет терапии. Знаешь, если тебе нужно кому-то пожаловаться."

Морган некоторое время изучал меня, его глаза были острыми и глубокими. Было ясно, что он не был полностью убежден, но он не давил дальше. "Просто помни, Кеннеди, это команда," сказал он. "Мы здесь, чтобы развиваться и побеждать. Не позволяй личным проблемам мешать этому."

Я сжал зубы, чтобы не сказать больше ничего.

Морган кивнул, по-видимому довольный моим ответом, по крайней мере, на данный момент. "Хорошо. Держи голову в игре и продолжай показывать талант на льду. Только не делай ничего глупого. Последнее, что мне нужно, чтобы драгоценный номер 1 получил травму."

После этого он повернулся и покинул раздевалку, оставив меня наедине с моими мыслями.

Когда я собрал свои вещи и ушел с катка, я почувствовал вес слов Моргана. Мое время в Крествуде было больше, чем просто игрой в хоккей; это было определение того, кем я был как игрок и как личность, отдельно от наследия моего отца.

Задача была грандиозной, но я был полон решимости ее решить. И с субботней игрой и моими планами с Минкой, у меня было более чем достаточно, чтобы сосредоточиться. Мне нужно было быть на вершине своей игры, во всех смыслах, и не позволять ничему и никому сбивать меня с толку.

Особенно призрак моего отца.

В раздевалке, адреналин от практики начал исчезать, заменяясь на ноющее чувство беспокойства. Я помню Дэмиена и его глупую ухмылку, этот глупый знающий взгляд в его глазах. Суббота была важна по многим причинам, и я не мог позволить себе отвлекаться. Дэмиен был козырем, которого я не ожидал, но должен был, особенно после "White Out".

Одеваясь быстро, я покинул раздевалку с целеустремленным фокусом. Игра, Минка, задачи впереди — я был готов для всего этого. Дэмиен и его игры разума были просто еще одним препятствием, которое нужно было преодолеть, и я был не новичком в преодолении препятствий.

Когда я подошёл к комнатам мужского общежития, мои мысли все еще кружились от разговора с тренером Морганом, я заметил, что Минка выходит. Она выглядела озабоченной, потерянной в своем собственном мире, и внезапное, импульсивное решение охватило меня. Я решил последовать за ней. Мне казалось, что я на охоте, слежу за ее передвижениями, а она в блаженном неведении о моем присутствии.

Из всех мест, куда она могла пойти, последним местом, которое я ожидал, была библиотека. Я колебался на мгновение у входа, но я обнаружил, что мои ноги двигаются, и я не хотел их останавливать.

Внутри библиотека представляла собой лабиринт из книг и тихих уголков. Я держался на расстоянии, наблюдая, как Минка находит укромное место сзади. Казалось, она ищет уединения, места, где она могла бы собраться с мыслями вдали от мира. Она села за стол, достала тетрадь, выражение ее лица все еще было глубоким созерцанием.

Я двигался по проходам, мои шаги приглушались ковровым полом. Мое сердце колотилось в груди.

Что я делал? Почему я следил за ней?

Но я не мог остановиться.

Необходимость быть ближе была ошеломляющей.

Когда я приближался, звук ее ручки, царапающей бумагу, был единственным, что нарушало тишину. Я подошел к ней сзади, каждый шаг обдуманный и осторожный. Я был достаточно близко, чтобы увидеть напряжение в ее плечах, то, как ее лоб скручен в концентрации.

Я остановился в нескольких футах позади нее, наблюдая. Что она писала? Какие мысли крутились в ее голове? Желание протянуть руку, дотронуться до ее плеча и показать мое присутствие было почти непреодолимым. Но я сдерживался, часть меня знала, что это молчаливое наблюдение было линией, которую я пересекал, игрой, которая становилась более реальной с каждой секундой.

Я стоял там, застигнутый в момент нерешительности, мое сердце колотится. Минка не знала о моем присутствии, потерялась в своем собственном мире. И я стоял там, очарованный девушкой, которую я едва знал, но чувствовал необъяснимую связь с ней.

В момент дерзости, подпитываемой электрическим напряжением между нами, я снял галстук. Это было опрометчивое решение, но игра, в которую мы играли, требовала чего-то смелого, чего-то неожиданного.

Я подошел к Минке сзади, с галстуком в руке. Мое сердце колотилось, когда я осторожно надел на ее глаза галстук, осторожно обвязал его, превратив в импровизированную повязку. Мое дыхание остановилось, когда я наклонился, мои губы были в сантиметрах от ее уха.