По всему самолету расставлены цветы, вазы по бокам, шампанское в ведерке со льдом уже ждет нас на наших местах. На каждом из них сложены кашемировые пледы, и вся обстановка выглядит уютно и романтично, как я и просил.

Я не решаюсь сказать, что влюблен в свою жену, но выражение лица, с которым она все это воспринимает, вызывает у меня такой прилив эмоций, о котором я и не подозревал. Глупо, конечно, говорить об этом, учитывая, как недолго я ее знаю. Я достаточно взрослый, чтобы смеяться над тем, что любовь с первого взгляда может существовать, и достаточно мудрый, чтобы понимать, что похоть может быть похожа на любовь, даже если я никогда не испытывал этого раньше.

Но, Боже, мне уже нравится заставлять ее улыбаться. Мне чертовски нравится заставлять ее кончать. Впервые в жизни у меня есть кто-то, кого я хочу баловать, холить и лелеять, и это пьянящее чувство. Мне приходится сдерживаться, чтобы не напугать ее. Я знаю, что она не ожидала увидеть мужа, который будет ею восхищаться. Доброта сама по себе, похоже, способна напугать ее больше, чем немного.

Марика стоит в проходе и смотрит на массив, ее лицо несколько шокировано, и, кажется, она тоже довольна, хотя я не могу сказать точно.

— Тебе нравится? — Я с любопытством смотрю на нее, и она кивает.

— Это прекрасно, — тихо говорит она. Она стоит еще мгновение, как будто не совсем уверена, что ей делать, а потом переходит на одно из мягких кожаных кресел, берет одеяло и откладывает его в сторону. — Я люблю розы, — пробормотала она, касаясь лепестков одного из цветков, стоящих рядом с ее креслом. — Я знаю, что это не очень уникально, но я их люблю.

— Не стоит извиняться за то, что любишь. Красота есть красота. — Я сажусь напротив нее, достаю шампанское, откупориваю его и наливаю игристую жидкость в каждый из наших фужеров. Я протягиваю один ей, и она берет его, ее тонкие пальцы обхватывают ножку. — За наш медовый месяц.

— За наш медовый месяц, — негромко повторяет Марика, постукивая своим бокалом о мой, но я чувствую, как в ней все еще кипит напряжение. Я надеялся, что, когда я уступлю просьбе ее брата, точнее, его требованию, чтобы его охрана сопровождала нас, она расслабится. Но я все еще чувствую, как она вздрогнет при малейшем движении.

Я не могу ее винить. Наши семьи долгое время были врагами, и Марика воспитывалась с этим знанием. Я не могу ожидать, что она в одночасье изменит свое мнение обо мне или мгновенно почувствует себя комфортно со мной - практически незнакомцем. Но я жажду того времени, когда ей будет комфортно со мной, когда мы начнем расслабляться в той близости, на которую я надеялся в браке.

— Долго лететь? — Спрашивает Марика, потягивая шампанское, и я вижу, как она слегка шевелится в своем кресле. К своему удивлению, я понимаю, что она нервничает.

— Ты никогда раньше не летала? — С любопытством спрашиваю я, и она качает головой.

— Никогда.

— Ну, частный самолет, это хороший способ начать, — язвительно говорю я ей. — Ты даже не почувствуешь перелета.

Марика кивает, выпуская маленький и дрожащий вздох.

— Надеюсь, что нет.

— А еще это всего семь с половиной часов, — добавляю я. — Совсем недолго.

Она натянуто улыбается мне и делает еще один глоток шампанского, пока самолет начинает выруливать на взлетную полосу.

После второго бокала шампанского мы снова погружаемся в полет. Марика взяла с собой книгу, а я занялся работой на своем ноутбуке, но время от времени поглядывал на нее, наслаждаясь видом. Она надела платье для полета: приталенный вязаный свитер-платье какого-то оттенка, подчеркивающего ее голубые глаза и делающий комплимент ее фигуре. Я жалею, что набросил кашемировый плед, на ее ноги, который она заправляет, скрывая от меня любой шанс заглянуть под юбку моей жены.

Эта мысль приводит меня в ужас. Мне всегда нравилось общество женщин, но я уже давно не испытывал такого сильного возбуждения. Я кончил ей в горло и внутрь всего за несколько часов до этого, и все же я смотрю на нее с другой стороны наших сидений, думая о том, как бы мне хотелось взглянуть на то, что у нее под платьем.

Словно почувствовав мой взгляд, Марика вдруг поднимает голову, и выражение ее лица становится любопытным. Она делает паузу, как будто что-то обдумывая, а затем говорит.

— О чем ты думаешь? — Мягко спрашивает она, и я чувствую, как в уголках моих губ появляется улыбка.

— О том, как ты прекрасна, — честно отвечаю я. — И о том, как бы мне хотелось увидеть, что скрывается под твоим платьем.

Глаза Марики расширяются, дыхание сбивается в горле, и я задаюсь вопросом, желает ли она меня так же сильно, как я ее. Мне приходит в голову, что все это может быть показухой: как легко она ложится со мной в постель, как быстро соглашается со всеми моими желаниями, как охотно опускается передо мной на колени сегодня, но что она не может подделать, так это то, что каждый раз она мокрая. Мне достаточно прикоснуться к киске жены, и я понимаю, что хотя бы часть этого должна быть настоящей.