– Так разве Рудольф не сказал? – округлил глаза Штерн, а я хмыкнула.

Плохой из него актер, хуже Морозова. Понимал ведь, что мы из разных компаний.

– Наши интересы касаются исключительно сделки здесь и сейчас, – мило улыбнувшись, вывернулась я. – А о причинах задержки с договором я не в курсе, Рудольф не сообщил.

– Он сам не приехал на встречу, – склонил голову к плечу Иван Петрович.

Я вскинула брови, от неожиданности стукнула чашкой о блюдце. Звон керамики заставил вздрогнуть всем телом, мысли-тараканы хаотично забегали с блокнотиками. Они выискивали поиск возможного объяснения столь непоследовательного поведения профессионала, коим Рудольф, несомненно, являлся.

Менеджер его уровня точно не пропустит важную встречу и не сорвет прибыльную сделку без веской причины.

– Вероятно, дело в невесте.

Меня будто обухом по голове ударило со всего размаху. Я не впечатлительная личность, удивить сложно. Но… Невеста? Тогда какого Деда Мороза ты загулял со мной, Рудик?!

Пусть данных для выводов было маловато, женская солидарность вкупе с тлеющими углями обиды на бывшего супруга превратились в отличный катализатор для праведного гнева. Я зарычала и крепко сжала пальцами чашку, не замечая суеты под носом.

– Рудольф собирался к ней в Европу, – Иван Петрович замер, затем очнулся и с радостным возгласом схватил со стола знакомую тетрадку. Ту самую, куда бережно записывал своих «деток».

Между желанием отпилить рога оленю и жаждой оторвать копыта мелькнула мысль, что любовь Штерна к неодушевлённому стеклу граничит с помешательством.

Стандартная книжечка формата А5 с велюровой черной обложкой замелькала перед глазами, как тряпка для быка. Мои ноздри раздулись, подушечки почти не чувствовали нагревшейся от чая керамики.

Я бы Рудика макнула мордой в напиток или лучше сварила из гаденыша холодец. Надо же, какой парнокопытный: с виду приличный сохатый, а на деле тот еще козел!

По венам заструилась лава, нарастающее бешенство подогревало бормотание Штерна и шелест бумаги. Хотя, казалось бы, какая мне разница? Ну загулял в другое стойло Рудольф, так не мои проблемы.

Один раз переспать – не значит жениться. Однако чувство, будто в меня плюнули. После Назара отношение Рудольфа ударило по уязвимым точкам в душе. Там, где прежде всего пострадала самооценка.

Черт побери, чего вам, мужикам, не хватает?!

– Нашел! – воскликнул Штерн, и я вздрогнула. – «Улыбка солнца» – чудесная статуэтка ромашки. Я использовал специальный желтый краситель для точной передачи сердцевины цветка. Символ нежности в отношениях. Рудольф купил у меня поделку за немыслимую сумму. Уж очень не хотелось ее продавать.

Он стянул очки для чтения на кончик носа, когда я открыла рот, чтобы задать вопрос. Только задать не успела, поскольку трель домофона прервала наш короткий разговор.

– Рудольф пришел, – вздрогнув, прохрипела я.

– Пойду открою, – кивнул Иван Петрович, бормоча под нос что-то о цветочной композиции.

Я осталась за столом, продолжая растерянно хлопать ресницами.

Из подъезда я вышла уставшей, выпотрошенной эмоционально, а еще изрядно захмелевшей. Дурные мысли о невесте практически выветрились из головы следом за внутренним равновесием.

Не мое дело – лезть в чужие отношения. Со своими бы разобраться.

Приготовление глинтвейна всколыхнула целую череду приятных – и не очень – воспоминаний из прошлого. Как готовили с Назаром, как он уговаривал меня попробовать тот или иной рецепт блюда. Хорошее было время, немного жаль, что закончилось так грустно. И точку не поставили, и вроде бы воскрешать больше нечего.

С оленем готовка превратилась в настоящий фарс: Рудольф всячески отлынивал от любой работы на кухне. Неумело и криво резал апельсин на кругляшки, при этом половину отправил в рот. Ныл, когда заставляли следить за глинтвейном, театрально страдал на публику из-за ушедших в кастрюлю четырёхстах тысячах рублей.

Мне тоже стало жалко, но жертвы в нашей работе – вещь необходимая. Иногда.

– Могу подвезти, – прозвучало по-прежнему дерзко, однако слышалась в голосе Рудольфа усталость.

Да и внешне нетрудно догадаться. Морозов постоянно тер глаза во время разговоров на кухне, зевал в кулак и дважды задремал над дымящейся кружкой.

– Нет, спасибо. Обойдусь.

Сейчас бы я не рискнула сесть к нему в машину, хоть очень хотелось воспользоваться щедрым предложением. Заказывать такси в час пик равно долгому ожиданию на лавочке. И это при стремительно падающей температуре в приложении погоды, с которым я сверилась до выхода из квартиры Ивана Петровича.