Эти метания обязательно согрели бы мне душу, не опасайся я оставаться с Аспидовым наедине. Пока думала, Иван Петрович уже торопился к очереди.

– Давай без твоих выкрутасов, – предупредил напоследок Рудольф, затем поплёлся за воодушевленным Штерном.

Морозов отошел, дважды оглянулся, фиксируя наши искусственные улыбки на лицах. А Кеша сидел, молча, барабанил пальцами по деревянной поверхности. Он явно ждал, когда друг скроется. И едва Рудольф растворился в толпе, вдруг прекратил изображать радушие.

Наклонился и протянул холодно:

– Предупреждаю всего раз: разобьешь этому долбаному рыцарю сердце, твои останки собаки в тайге не найдут.

Кеша отстранился, затем стряхнул снежинку с куртки, содрогнулся, поправил ворот и продемонстрировал мне очаровательную улыбочку. Вторую за сегодня, притом совершенно сбивающую с толку. Мое недоумение его изрядно развеселило. На дне темных озер загорелись смешинки.

– Шутка, – промурлыкал он, однако я ни на грош не поверила ему.

Озвученная угроза никакого отношения к юмору не имела. Да и настрой у Кеши был однозначный. По какой-то причине Аспидов записал меня во враги народа – и оленя в частности.

Я уставилась на невозмутимого Кешу.

Чего? Останки? О чем он вообще? Да о каком сердце речь, мы знакомы меньше двух суток!

– У тебя крыша поехала? – выдавила я, чувствуя, как оттаиваю от шока и закипаю уже от ярости. – Ты, собственно, кто такой, чтобы претензии высказывать?!

С каждым словом градус агрессии в моей отповеди повышался, пальцами я нащупала кружку и крепко стиснула. Надеялась сдержать разбушевавшийся ураган, только провалила экзамен: из очаровательной принцессы вылупился огнедышащий дракон. Щеки запылали, дыхание участилось, ноздри затрепетали, втягивая аромат кожи и булочек.

Жалобно заголосил желудок, отчего я стала еще злее. Раз так в двадцать. Голодная женщина гораздо опаснее сытой.

– Ба, сколько страсти, – Кеша в притворном испуге коснулся груди. – Не женщина, а вулкан! Теперь понятно, чего Рудик влюбился. Эмоций через край.

– Сейчас тебе будет край, – взбешенно выпалила я, чудом удержавшись от крика. – Крышка стола тебе могильной плитой станет!

Кеша склонил голову к плечу и подпер ладонью щеку. Наслаждение, с которым он впитывал каждую фразу, вывело меня из себя и сорвало тормоза. Алая простыня упала на глаза, закрыв от всего мира.

– Проваливай в свой серпентарий, пока шипелки не лишился, василиск доморощенный! – озверела я.

В груди все клокотало, тело сотрясала крупная дрожь. Кружку отпустила, саму себя – нет.

Оленя обижу, сердечко разобью. Нашел хрустальную статую мужика, жертву тонкой душевной организации. Что не женщина, так потенциальная угроза психике бедного парнокопытного. Тьфу, неженки!

Правильно Ирка говорит: нечего жалеть – надо бить. И желательно посильнее, чтобы мозги на место встали.

– Алена, – протянул тягучим, как жвачка, басом Кеша, – ты прелесть. Пожалуй, закрою глаза на ваше сходство с…

Я поперхнулась воздухом и закашлялась, когда Аспидов резко оборвал себя на середине. Сквозь белый шум пробралось что-то неприятное, будто мне приоткрыли завесу грязной тайны.

Это немного остудило пыл, однако часть тлеющих углей осталась и неприятно жгла кожу изнутри. Подстегивала на новый виток скандала.

– С кем? – я почти справилась с гневом, голос звучал ровнее.

– Неважно, – отмахнулся Кеша. – Просто к слову пришлось, ничего общего.

– С кем? – повторила жестко, сцеживая каждую букву.

Я бы обязательно дожала Кешу или добилась внятного ответа, но моченая вишенка дерзко ворвалась в сознание. Помешала на полпути к цели, развела по всему катку остатки дыма после кострища.

Меня аккуратно похлопали по плечу – мягко, словно кот погладил. Резко обернувшись, я утонула в зелени малахита и почувствовала на губах пряно-коричный вкус. Прожевать толком не успела, а на языке уже таяло пропеченное тесто.

Я сжала запястье Рудольфа, держащего бумажный пакет с булочкой, и чуть не выдрала с мясом от жадности. Странные намеки отошли на второй план из-за непреодолимой жажды съесть лакомство. И Морозова, который забавно сморщил нос

– Тихо, тихо, Сахарочек, – он попытался вырваться. – Меня-то есть не надо.

Наивный. Я вцепилась в рукав пальто хваткой французского бульдога.

– Дернешься, голову откушу, – пригрозила удивленному Морозову. – Булки на стол, чтобы я видела.

Мы выглядели очень глупо, но Рудольф мне подыграл: поднял руки, изображая сдавшегося преступника, и оставил еду в указанном месте под хохот Ивана Петровича.