– Нехорошо шутишь, Дёма...

– Какие шутки...
– Дёмушкин откинул полог палатки.
– Если он такая же гнида, как ты, - хреноватая жизнь в Союзе начнётся...

* * *

Через пару дней появился следователь военной прокуратуры и начались выматывающие душу вопросы, сводящиеся к фактам грабежа мирного афганского населения военнослужащими Рябцевым и Дёмушкиным. Потом была гауптвахта, где Дёмушкин успел смириться с перспективой тюряги, передавить массу клопов и перегрызться с парочкой "дембелей" из ОБМО4. "Дембеля" "парились" за сплавляемую "бачам" солярку и бензин, грустили о грядущих перспективах и яростно поносили своего замполита, проворачивающего такие дела почти что легально. Себя "дембеля" считали людьми деловыми и снисходительно жалели дурака Дёмушкина, влипнувшего, по их авторитетному мнению, из-за ерунды. Дёмушкин же вслух определял "дембелей" как "чмырей" и "крыс", чем и вызвал их пару раз на драку. Отлупив "коммерсантов", Дёмушкин малость поостыл и грядущую тюрягу начал воспринимать вполне философски. Но его думы были смятены новым событием: через неделю его вызвали "с вещами", дали расписаться в каких-то бумагах, после чего он оказался за воротами "губы"...

С минуту он обалдело разглядывал захлопнувшуюся дверь, и перевел взгляд на афганское небо, которое показалось ему прекрасно-безмятежным. Так и стоял, пока знакомый голос не поприветствовал: "Явился, сукин кот..."

В ответ Дёмушкин блаженно улыбнулся и уставился на грешную землю. На земле присутствовал битый службой бэтр с бортовым номером "078", на броне которого восседал в любимой позе - опёршись на башню, - самый лучший прапорщик в мире по фамилии Лямин! На Панджшере Виталю зацепило, и некоторое время его в батальоне не было. Но сейчас он торчал на броне, живой и невредимый, и лишь повязка, белеющая из-под куртки, напоминала о нашей недавней одиссее...

– Здравия желаю, товарищ прапорщик...

– Вольно... Гляди, Дёмушкин, до чего благотворно "губа" действует даже Устав припомнил...

– Я уже думал - звиздец полный...
– честно признался Дёмушкин, забираясь на броню.

– Правильно думал, рядовой...
– философски отозвался прапорщик и, перехватив взгляд Дёмушкина, добавил: - Да-да, рядовой... И, считай, легко отделался, что только лычки потерял...

– Да чёрт с ними, с лычками!..
– Дёмушкин провёл ладонью по шероховатой броне.

– Никто ничего не подтвердил - вот в чём тебе повезло...
– сказал Лямин, глядя куда-то вдаль.

– Никто?
– опешил Дёмушкин.
– А этот?..

– Закуривай...
– перебил прапорщик, протягивая сигарету.
– Туго с куревом-то?

– Туго... А всё-таки?..

– Потери у нас...
– объяснил прапорщик, чиркая зажигалкой. Оба затянулись, и Лямин, пыхнув дымком, продолжил: - Наш каптёр на базаре продукты закупал, из толпы кто-то пальнул... Короче, в голову, сразу наповал...

Дёмушкин долго молчал, переваривая услышанное, потом в две затяжки прикончил сигарету: "Вот как бывает..."

– Бывает...
– согласился Лямин, по-прежнему глядя в сторону. Пуля-дура, откуда и куда летит - неведомо...

– Спасибо, командир...
– тихо сказал Дёмушкин и выбросил обжигающий пальцы "бычок".
– Вовек не забуду...

– За что спасибо?
– удивился Лямин.
– С "губы" тебя забрать - так это майор распорядился...
– и, переведя взгляд на Дёмушкина, сказал с нажимом: А больше - не за что. Понял, рядовой?..

Всю дорогу до расположения батальона Дёмушкин глядел на щербатую ленту "бетонки". И молчал. Молчал и прапорщик, лишь на подъезде к КПП обернулся к Дёмушкину:

– Заменщик мне пришёл, Дёма, уезжаю завтра... Ты смотри, дров не наломай больше... Второй раз уже не вытащат...

– Понял...
– разлепил губы Дёмушкин и снова умолк.

А что говорить? Дай бог самому всё как-то осмыслить. Слова и эмоции это потом. А пока - служба продолжается, всё как обычно. Погибших на Панджшере ребят похоронят дома с почестями, как и гниду Кушкалиева, брательник которого всё же станет прокурором... Сын Сани Рябцева уже никогда не увидит отца, а далёкой неизвестной Ирине кольцо на палец наденет кто-то другой... Стоп, кольцо! Кольцо он всё-таки доставит адресату, только бы дожить...

Он огляделся. Уже вечерело, надвигались сумерки, вытесняя последние остатки жаркого дня. Скоро ночь навалится на всю эту землю, но после ночи всегда наступает рассвет. И он дождётся, когда придёт ЕГО рассвет, когда можно будет спокойно проснуться - просто так, без надрывного: "Рота, подъём, тревога!", спокойно лежать, бездумно уставившись в потолок... Когда не надо будет вскакивать во сне от раскатов грома и судорожно шарить возле койки в поисках автомата... Когда можно тихонько встать, стараясь не потревожить спящую рядом жену, и глянуть на своего сопящего карапуза...

Главное - дойти до этого рассвета. Дойти сквозь череду рейдов, засад, сопровождений и "блоков". И пусть в вечно враждебной "зелёнке" сейчас кто-то сжимает в руках холодную сталь ножей и приклады "буров". Он тоже будет стрелять и резать, чтобы вырвать с чьим-то чужим предсмертным хрипом долгожданный мирный рассвет...

* * *

Дембель пришёл через год - весной 1983-го. Дома Дёмушкин пробыл около месяца, а потом неожиданно для всех укатил к однополчанину в Рязань, имея наглую мечту поступить в РВВДКУ5. К его немому изумлению мечта воплотилась в жизнь! Он поступил на факультет спецназа и успел проучиться целый год. Но потом снова вступил в действие "закон тельняшки", и жизнь снова обернулась к Дёмушкину тёмной полоской.