От врагов остаётся меньше половины. Мы стреляем по лошадям, это сразу уменьшает количество атакующих, а спешенные всадники от нас всё равно никуда не денутся. Некуда им тут от нас деваться: степь, в ней не спрячешься.

Трофим опускает свой пулемёт. Лента кончилась. Смолкает и пулемёт Корягина, наверное, тоже пустой. Конники поворачивают в его сторону, угрожая обойти нас справа. Я, признаться, не сильно надеялся на то, что степные воины при первых же очередях дадут дёру, но и особого героизма от них не ожидал. А сейчас…

– Огонь! – кричит Ситный, и залп из двух десятков стволов останавливает попытку флангового охвата. Сметанин тоже стреляет. Без команды. Я ему потом вставлю!

Кто-то из степняков начинает командовать, но Бабкин это моментально пресекает. Кочевники, которых уже едва ли с четверть осталась, разворачиваются и пытаются свалить. А вот хрен вам! У нас тут ещё один пулемёт припасён.

– Данилыч! Давай! Вали шахидов!

Всадники удаляются, но дальнобойности пока хватает и у Прокопова, и у Бабкина с Горшеневым. Убегающих всё меньше и меньше. Лошадь – мишень хоть и подвижная, но крупная. А выжившими всадниками сейчас займутся:

– Русанов! Догнать!

– По коням! – кричит сержант, и вот уже за пытающимися спастись бегством отправляется дюжина хорошо вооружённых и очень злых драгунов.

– Горшенев! Бабкин! Вожака мне сюда! – ору я.

Единственный, кто сегодня не принял участия в бою, это Федулин. У его ног скуля, валяется некогда грозный воин – Барлас-бей. Если командир только что перебитого отряда выжил, то сержанту сейчас выпадет возможность выплеснуть свою ярость. Нет, не на него, для выплёскивания ярости будет использован командир предыдущего отряда.

Я оглядываю поле боя. А недобитков-то, оказывается, хватает!

– Ситный! Давай этих всех сюда! Кто тяжёло ранен, того в расход!

Я ещё с этими сволочами возиться буду? Да вот хрен! В расход!

Заснимем для товарища полковника пленных, а потом телефон выключим. Ни к чему высокому начальству смотреть на то, что будет после.

Вот Бабкин с Горшеневым волокут ко мне богато одетого кочевника. Похоже, не ошиблись – он командовал.

– По-русски понимаешь? – первым делом поинтересовался у пленника я.

– Моя русский понимай.

– Хорошо. Кто ты такой? – спросил я, не выпуская из рук пулемёта.

– Моя есть Ёгерёк Джирон ага.

– Ух ты! Тот самый Ёгерёк Джейран, которого столько лет никак поймать не могли?

– Твоя не поймай Ёгерёк Джирон. Твои шайтаны ранил Ёгерёк ага.

– Ну да! Ты ещё скажи, что так не честно.

– Твоя трус, сам не биться, твоя солдат посылай биться.

– А твоя прямо герой! Кто с безоружными воевал? Скажешь не ты?

– Они плохой воин быть. Моя победил они.

Так себе риторика.

– Слышь ты, Быстрый Олень, это ты командовал отрядом?

– Ёгерёк Джирон ага – балшой человек. Ёгерёк Джирон хан к себе приглашай, хан много воин под рука давай. Ёгерёк Джирон – балшой камандыр.

– Понятно. Сколько у тебя, большой командир, воинов было?

– Сто. Ещё три десяток.

Помнится мне, Спиридоныч сказывал, что у этого Быстрого Оленя и до службы хану своя банда не меньше была. Что изменилось?

– Сто тридцать, стало быть. Не мало? Нет?

– Зачем мало? Много воин. Ёгерёк – балшой камандыр.

– Ну, как же много? Видишь, победили мы вас, а тебя даже в плен взяли.

Я почесал подбородок:

– Но нас всё-таки больше. Две дюжины драгунов намного больше, чем сотня глупых и жадных бандитов. Вот мы и победили.

– Моя не понимай, где твой воины?

– Как где? Все здесь. Ты же их видел.

– Моя видел мало-мало воин. Другой воин где?

– В остроге. Скоро поглядишь.

– Моя не над острог! – зуб даю: испугался балшой камандыр. – Моя выкуп давай! Моя много золото давай!

Что ж, начинается самое интересное.

– Значит, говоришь, много золота дашь? Ну-ну! – я повернулся назад. – Федулин, а давай-ка нам сюда твоего друга.

Сержант схватил Барласбейку за шиворот и, притащив к нам, бросил мне под ноги. Грозный воин мелко дрожал, тихо скуля.

– Вот смотри, Быстрый Олень, вот это чмо тоже мне за себя выкуп обещало, – я кивнул на валяющегося в пыли и воняющего сильнее обычного Барлас-бея. – Ты, кстати, привёз его? Выкуп-то?

Ёгерёк ага молчал.