Несмотря на жуткую усталость, Иволгин долго не мог заснуть. На фоне судеб соотечественников, впечатлившись атмосферой эмиграции, Иван Алексеевич как бы со стороны посмотрел на свою жизнь. Офицер-фронтовик, он оказался чужим на родной земле. Тогда, в ночь перед расстрелом, внутри его души пролегла грань до и после. Окончательное разделение произошло после драки в поезде. Дрались не люди, дралась людская злоба за все то, что произошло с их страной. Целых три года он находился в стороне от событий. Обстоятельства выкинули его прочь, и он объективно сделать ничего не мог. Выжил, окреп и восстановился только благодаря заботе и любви славной доброй женщине Антонине Скворцовой. Не окажись ее рядом, скорее всего сдох бы под забором или вонючей яме с отбросами. Еще в его память врезались глаза есаула: пьяные, горевшие ненавистью ко всему живому. И еще ствол пистолета, упертый в его лоб. На воспоминаниях о строительстве Углической ГЭС Иволгин уснул.

Заводчика Дедюлина дежурный привел в кабинет к Иволгину в 10 часов 3 минуты.

– Обращение в Красный крест Болгарии и Румынии в отношении вашей сестры Переверзевой Серафимы Лукьяновны я уже подготовил. Ответ вам перешлю через военную комендатуру. Таков порядок.

– Понимаю, понимаю. Но вы зачем-то меня позвали к себе? Хотите задать вопросы?

– Хочу. Из Ирана получили обращение того самого Воропаева, которого мы вчера с вами коснулись, в отношении детей, – Иволгин понимал, что его разговор прослушивают. В противном случае в кабинете уже торчал бы Кондратьев.

– Люди говорили, Воропаев попал в ЧК, а оттуда только вперед ногами, – удивился Дедюлин.

– Сбежал из ЧК наш заводчик и сразу махнул за границу. Там уж точно его никто доставать не станет, а вот время прошло и он о своих детях вспомнил.

– Точно. Были у него дети. Причем близнецы. Встречал их на празднике в Самаре. Мы с самим Воропаевым обменялись рукопожатиями, а оба мальца в матросках стояли с двух сторон и держались за его порты. Жены у него точно не было. Знаете что, с детьми была нянька или воспитательница. Точно, француженка, мадам… Изабель. Мадам Забель стели постель! Это я так к слову. Точно Изабела.

– Может быть и фамилию помните няньки той?

– Знал, знал ее фамилию. Сейчас вспомнить не могу.

– Сколько лет было той Изабель?

– Видел я ее раза три. Не красавица, глаз остановить не на чем, годов 25–30. А встречи наши проходили… аккурат сразу после Брусиловского прорыва. Точно, в июне 1916 года. Навигация как раз шла полным ходом, газетчики орали, оркестр на набережной играл. А пацанам было года 3–4.

– Как же так 3–4, когда они 1914 года рождения.

– А вот и нет, Иван Алексеевич. Оба роились в 1912. Помню говорили об их рождении за год до трехсотлетия Дома Романовых. Вот же судьба, Иван Алексеевич. В марте 1913 – 300 годов, а в марте 1917 – отречение. Почти день в день, аккурат через четыре года.

– Может все-таки вспомните фамилию Изабель?

– Вспомню, обязательно вспомню. Похожу, помучаю себя денек и вспомню. Куда приходить? Сюда?

– Где я вас смогу найти? Адрес напишите, – Иволгин вызвал дежурного и попросил принести чая и сладости.

Семен Живилов опоздал на 10 минут. Иволгин в расчете на прослушку из разговора вставил в беседу воспоминания о своем сыне – Алексе Вернере. Считал необходимым еще раз напомнить о нем, как о сотруднике абвера. Цель была достигнута, но совершенно неожиданно прозвучал сказ из военных времен.

– Как ты знаешь, немцы уперлись в Осовец, как разъяренный бык в закрытие ворота. Ни влево, ни вправо, ни на север, ни на юг. По бокам непроходимые болота. 14 сентября провели первый штурм. Постучали в ворота, а мы их не открыли, да еще наподдали по первое число. 15 февраля, на следующий год, уже не стучали, разбежались и ударили со всего маха. А ворота опять не открылись. И снова они получили по сусалам. И что тогда? Знаешь?

– Знаю. Применили газы. Мы называли «войной из-за угла» или «воровской войной».

– Те события получили еще одно название – «Атака мертвецов».

– Нет, не слышал.

– Когда газы развеялись, вокруг оказалась гора трупов. Немцы пошли в атаку. Даже не в атаку, они шли на прогулку, добивать тех, кто чудом остался жив. И вот идет стена, ухмыляющихся тварей, лыбятся, про меж собой шутки метают и, вдруг трупы зашевелились. Встали и пошли в контратаку. Кучка героев в кровавых одеяниях супротив стены, вооруженных наглецов. Сначала враги остановились, потом начали отступать и потом как побежали прочь!

– Ты что, все это видел?

– Я наблюдал в героскоп. Эх, выпить нету, а то помянули бы Серегу Очкасова! Сидел в укрытии и не выдержал, выскочил и устремился за мертвецами, и сгинул сам.

– Да, ладно! Я его видел в марте 1917, говорил, как с тобой.

– Вань, ты что, ненормальный? Я его видел мертвым, он у нас в крепости воздухоплавателями командовал, разведку проводил. Он добыл сведения, где немцы установили баллоны с хлором, хотели накрыть их артиллерией, да не доставали наши пушки до того места.