— Лоу? — просто хочу убедиться. Глаза кажутся достаточным доказательством, но… боже, я так устала. — Это ты, верно?

Он подходит ко мне мягкими шагами.

— Ты не Джуно? Или Мик. Пожалуйста, скажи, что ты не Кен.

Из глубины его горла доносится мягкий, рокочущий звук.

— Наверное, я ожидала, что твой мех будет тёмным. Из-за твоих волос, — я позволяю ему подтолкнуть меня к кровати. — Да, я снова иду спать. Просто ужасно себя чувствую, но только не на кровати, пожалуйста. В гардеробной.

Он понимает, потому что смыкает свои поистине впечатляющие челюсти вокруг подушки и уносит её в гардеробную. Затем проделывает то же самое с одеялом, под моим ошеломлённым взглядом.

— Боже, ты такой пушистый. И… прости, но ты довольно милый. Знаю, ты мог бы убить меня быстрее, чем я успею вставить трубочку в пакет с кровью. Но ты такой мягкий. И твоя шерсть даже не мерцающе-розовая. Не знаю, чего ты стеснялся, величественный пушистик… да, ладно, я иду.

Он практически волочит меня к гардеробной и не перестаёт командовать, пока я не ложусь на своё любимое место. Интересно, как ему удалось его найти? Наверняка, по запаху.

— К твоему сведению, твои Альфа-замашки в этой форме ещё хуже.

Он высовывает язык и лижет мою шею.

— Фу, противно, — хихикаю я. Его зубы смыкаются на моём предплечье. Шутливое, игривое предупреждение, способное сломать мне локтевую кость. Но не сломает.

— Можно тебя погладить?

Он поворачивает голову, подставляя её под мою руку. Да, пожалуйста.

— Ну, тогда, — полусмеюсь, полузеваю я, почесывая его за ушами, наслаждаясь прекрасным, успокаивающим ощущением его шерсти. Когда он в такой форме — свирепый охотник, который любит пообниматься, несложно спросить: — Хочешь остаться? Поспать со мной?

Видимо, ответить согласием тоже несложно. Лоу не колеблясь сворачивается прямо рядом со мной. И когда я делаю глубокий вдох, запах его сердцебиения тот же, что и всегда: знакомый, пряный, насыщенный.

Я засыпаю, прижавшись к нему, чувствуя себя в большей безопасности, чем когда-либо прежде.

Глава 21

Она сказала ему, что вампиры не видят снов. И всё же, как только полуденный отдых заканчивается и наступает вечер, её сон становится беспокойным и тревожным. Его прикосновение, кажется, успокаивает её, и эта мысль наполняет его гордостью и чувством предназначения.

Серена прибыла в резиденцию Залогов в конце приятно тёплого января, спустя много месяцев после моего въезда, и достигла совершеннолетия в начале неприятно дождливого апреля, проводя расчёты, пытаясь понять, насколько хватит промежуточной суммы денег, выделенной ей Бюро по связям между Людьми и Вампирами, в реальном мире. Дождь барабанил по оконным стёклам, не переставая. Мы собирали вещи и пытались решить, какие части прошедшего десятилетия взять с собой в новую жизнь, просеивая воспоминания, разделяя те, которые ненавидели, от тех, которые всё ещё ненавидели, но не могли отпустить.

Тогда-то и появился он: восьмилетний ребёнок, новый Залог, посланный вампирами для официальной церемонии посвящения. Его сопровождали доктор Аверилл и несколько других советников, которых я, как помнится, встречала на различных дипломатических приёмах. Море сиреневых глаз. Но, как ни странно, не родителей мальчика.

Это был явный знак того, что пора освобождать помещение, но мы не торопились. Вместо этого Серена наблюдала за ребёнком, бродившим по безупречным коридорам, где мы когда-то ссадили коленки, спорили о правилах игры в прятки, разучивали не самые впечатляющие танцы, сетовали на холодную жестокость опекунов, гадали, найдём ли мы своё место в этом мире, и терзались вопросом, как же мы будем поддерживать связь, когда наше время здесь закончится.

— Почему это всегда дети? — спросила она меня.

— Должно быть, он родственник какой-то шишки, — я пожала плечами. — Вот как превращают Залога в орудие устрашения: берут наследника влиятельной семьи, того, кто дорог высокопоставленному лицу.

Она фыркнула. — Они не знакомы с твоим отцом.

— Ауч, — сказала я со смехом.

Мальчик услышал это и направился к нам, его взгляд задержался на моём рту, словно он подозревал, что я могу быть такой же, как он. Когда он подошёл, Серена опустилась на колени, чтобы быть с ним на одном уровне.

— Если ты не хочешь здесь оставаться, — сказала она, — если хочешь уйти с нами, просто скажи.

Не думаю, что у неё был план, даже какой-нибудь наигранный, неправдоподобный, только для вида. И я не знаю, как бы мы спасли — похитили? — ребёнка, если бы он попросил нас увезти его. Где бы мы его держали? Как бы мы его защитили?

Но такой была Серена. Крутая. Заботливая. Стремящаяся поступать правильно.

Мальчик ответил: «Это большая честь». Слова прозвучали заученно, слишком официально для его возраста. Совсем не так, как я вела себя в девять лет, когда снова и снова умоляла отца позволить мне вернуться на территорию вампиров. — Я стану Залогом, и это большая привилегия, — он развернулся и ушёл.