– Да, ты прав, - прошептала Лунотень, поднимаясь. Её голос, обычно твёрдый и уверенный, сейчас дрожал, точно тонкая паутинка на ветру.
– Он бы не хотел, чтобы мы лили слёзы.

Голос Бездны стоял с противоположной стороны, взирая на саркофаг. Его лицо, скрытое под шлемом с изогнутыми рогами, оставалось непроницаемым, но в неподвижной позе чувствовался намёк на скорбь.

Тяжёлое молчание окутало группу, собравшуюся вокруг гроба. Слуга, заняв место у изголовья, вскинула руки, и её слова, чистые и мелодичные, как родниковая вода, разнеслись под сводами склепа:

"Скользнул по крыше алый луч,

Заката час уж недалек.

Покойся с миром, Соловей,

В объятьях тьмы и хлада.

Одни воскликнут: "Подлый вор!",

А я отвечу: "Сын отваги!"

Играл на скрипке, словно бог,

И в шутках равенства не знал.

Теперь ты видишь вечный сон,

Сражённый другом, так он звался…

Что лучше - жизни яркий звон,

Или покой, что смертью стался?"

– Соловей был глух, - прошептала Лунотень, пряча глаза, словно боясь увидеть осуждение в чужом взгляде.
– Но каждая сыгранная им мелодия была непревзойдённым шедевром, за гранью слов и понимания. Он заслуживал лучшей участи, чем прозябание в холодной могиле.

Айрэн, морщась от боли в ладонях, осторожно поинтересовался:

– Кем был этот Соловей, о котором вы так тепло вспоминаете?

– Он был частью нашего отряда, - Слуга улыбнулась краешком губ, отдаваясь приятному чувству ностальгии.
– Разбавлял суровые будни шутками и игрой на скрипке. Даже Бледный Ангел, вечно печальная, улыбалась, слушая его музыку. А теперь он здесь... Погиб, отдав жизнь за неё.

– Как я понимаю, его убил Гниющий Король.

– Тогда его звали Могильный Холод, - кивнула Слуга.
– Да, он пал от его руки.

– Но почему портал привёл нас сюда?
– Айрэн не понимал логики происходящего.
– Мы же должны были попасть в какой-то храм.

– Соловей владел весьма необычной скрипкой, - начала рассказывать Слуга.
– Что бы на ней ни играли, мелодия звучала так печально, что слушателя охватывали мысли о смерти. Он когда-то выкрал её из храма Ламенты - богини музыки и тьмы, нарушив вечную симфонию призрачного оркестра. С её помощью мы сможем открыть секретную дверь.

– Этот парень был весьма смел, раз решился на такую авантюру, - усмехнулся Айрэн, впечатлённый историей.
– Неужели Ламента простила ему такую дерзкую выходку?

– Она могла бы лишить его разума, заставить вечно ползать на коленях и пускать слюни, - мрачно сказала Лунотень.
– Но… отпустила. Видимо, он ей чем-то запал в душу.

– А что стало со скрипкой после его гибели?
– Айрэна всё больше затягивала эта история.

– Она осталась здесь, в его могиле, - ответила Лунотень, её взгляд был прикован к саркофагу.
– Он завещал похоронить её вместе с ним.

– Похоже, нам придётся потревожить его покой, - сказал Айрэн, подходя к саркофагу.
– Надеюсь, Соловей простит нас.

– Он бы понял, - тихо отозвалась Лунотень.
– Ведь речь идёт о спасении нашей госпожи.

Айрэн кивнул и, сжав зубы, ухватился за край массивной крышки. Ледяной, как прикосновение смерти, камень казался неподъёмным. Голос Бездны и Плачущий Рыцарь пришли ему на помощь. Втроём, приложив все силы, они сдвинули базальтовую плиту, и та с глухим стуком откатилась в сторону, нарушив вековой покой усыпальницы.

Внутри, на бархатной подложке цвета воронова крыла, лежал Соловей. На нём были тёмно-синие кожаные доспехи со стальными пластинами. Острые клинки, подобные перьям хищной птицы, торчали из широких наплечников. Лицо скрывала безликая маска-шлем, спрятанная под капюшоном. На груди покоилась скрипка - изящный инструмент из светлого дерева, с изгибами, повторяющими линии человеческого тела.

Её гриф украшал минорный аккорд - три ноты, словно скорбные сёстры, сгрудившиеся вместе: до, ми-бемоль и соль. От них веяло безысходностью и грустью, будто сама мелодия оплакивала ушедшую жизнь, а струны, тонкие, как паутинки, вибрировали от невидимой печали.

– Какая красота...
– почти беззвучно произнесла Слуга, заворожённая видом скрипки.

Айрэна же пробрала дрожь, когда он взглянул на инструмент. От него веяло какой-то тайной угрозой, и эта аура наполняла воздух горечью.