– Что случилось, мой владыка? Для чего ты явился вместе с жрецами и бухгалтером смерти?
– Я не мог не сострить в отношении юноши, который всегда бесил меня своей намеренной страдальческой внешностью. Но видимо, Танатосу было абсолютно плевать, что на меня, что на мои шуточки. Что же… возможно, оно и к лучшему.

– Жрецы отправятся на совет, временно заменив меня. Ты выбрал крайне неудачное время, для подобных прецедентов… И к сожалению, это действительно является проблемой первой важности, портящая многие планы.
– Араун издал скрежещущие звуки, судя по всему приказывая жрецам продолжить свой путь. Танатос, взглянув на меня, резко что-то вычеркнул из списка, взмывая вверх и скрываясь в темноте. Что же, видимо на вечеринку по поводу его дня рождения я не попаду. Жаль. Тем не менее, мы остались с божеством наедине, что не могло сулить мне ничего хорошего. Несмотря на его благосклонность, проводить время с своим покровителем мне не хотелось.
– Нас… Ждет разговор в Преткновении, Рисс. К сожалению, он обязан состояться после того, что ты сделал, и что будешь должен сделать.

– Я все понимаю, мой владыка.
– Я вновь покорно склонил голову. Не в моей компетенции было играться с Арауном, не в моей власти острить или шутить, вновь напомнил я себе. Он был далеко не худшим покровителем, и в отличие от Морриган, имел надо мной как физическую, так и ментальную власть. Пред ним, я был покорной игрушкой, без воли и характера. И это устраивало нас обоих… Пусть и его куда больше, чем меня. Чувствуете эту некую иронию в моих мыслях?

– Это хорошо, Рисс… Признаться, Конрад много говорил о тебе, говорил, то ты способен на многое. Возможно, я поспешил давать тебе силы, но и отдавать такую важную фигуру в лапы Сету, было бы непростительной ошибкой.
– Араун открыл передо мной портал, ведущий в сердце Преткновения, где я был лишь единожды, за всю свою жизнь, и то в сопровождении Конрада.
– Но не страшись моей кары, я не тот, кто собирается судить… И я не тот, кто будет осуждать тебя за преступление границ. Законы созданы теми, кто боиться нас, доведенных до отчаяния, разумных настолько, чтобы знать где преступать черту опаснее всего. Потому… В чем-то, твой поступок даже революционный, пусть сейчас это и является для нас бедой, а не достижением.

Бог скрылся первым, будучи полностью уверенным в моей покорности и разумности. Что же, Араун не ошибся, я не собирался сбегать, как-то бороться с ним, или попросту действовать на нервы. Он был необычайно терпелив и спокоен сегодня, хотя то, что было мною совершено… С трудом можно было так просто принять и даже оправдать. У него могли возникнуть проблемы с другими богами, и они точно возникнут, но отчего-то, он проявлял невиданное мною доселе милосердие в мою сторону, и я не смел рушить это удачное стечение обстоятельств, что возможно, спасло меня от смерти или пыток, которые ему устроить было даже проще, чем открыть этот самый портал.

Сделав бесстрашный шаг внутрь кружащейся воронки, я вмиг оказался внутри Великого Шпиля, не ощутив даже касания изнанки по пути. Это место было чем-то, вроде личного кабинета Арауна, в котором он проводил практически все свободное время, размышляя или просто пребывая в трансе. На деле, власть над иными богами смерти, и соответственно их работа на него, дала Арауну полное право на покой. Аид заведовал царством мертвых, пусть и на греческий манер, Танатос следил за всеми экономическими аспектами, Гор за научной базой и деятельностью всех жрецов, кроме первой тройки, Хель за армией. Все отвечали за свой отдельный спектр, который изначально и являлся для них основным. И потому, подземный мир был самым лучшим местом, с точки зрения управления и распределения сил. Здесь не было склок, никогда не было такого, что Хель хотела заниматься делами Аида, а тот в свою очередь мечтал сместить Гора. Каждый творил то, что желал, и что умел лучше всего. Вот величайшее достижение Арауна, с которого, по хорошему, остальные должны брать пример. Но к сожалению, только внизу это работало, пока в остальном мире, творился абсолютный хаос и междоусобицы, мешающие нормальному функционированию.

Возможно, роль сыграла отстраненность самого Арауна от дел. Пусть он и являлся главным, остальные боги сохранили почти что полную автономию, и пусть и вынуждены были следовать указам сверху, но полноценными служащими так и не стали. Бог смерти истинно сотворил чудо, при этом имея в своих руках армию арахнидов, магов и некромантов, верных лишь ему одному. Что не давало его власти и толику слабины. Все было схвачено и работало, прекратив всякие стычки за власть. Это было достижением, которого мир еще не видел, но к которому должен прийти, я был в этом убежден и с некой грустью смотрел, как этот принцип абсолютно не соблюдается в остальных мирах.

Закончив с мыслями, я аккуратно ступил на гранитные плиты кабинета, делая несколько нерешительных шагов в сторону, подальше от портала, который вскоре захлопнулся, оставляя меня без какого-либо выбора. Ха… Это место абсолютно не изменилось, с моего прошлого визита, почти восемь лет… Как же давно, как же я был стар… И как же это пугало меня, если быть честным.

Тусклый свет факелов освещал небольшую, в рамках божественных павильонов, комнатку, имеющую все атрибуты, свойственные для подобных мест. Прямо около входа стояли несколько костяных статуй, возвышающиеся на десятки метров ввысь и уходящие к потолку. Первая была посвящена той, одно лишь упоминание которой, влекло за собой неминуемый гнев Арауна и скорую кару. Девушка из Германии, с длинными, смольным волосами, с невинным, детским лицом, в глазах которой отражался весь мир, в данный момент, мир смерти. Дочерь Морриган и ее смертного аколита, который забрал девушку, воспитывая ее как смертную. Разумеется, это означало лишь то, что мир получил нового полубога, но что-то в ней привлекло Арауна до без памятства, и никто, никогда и ни при каких условиях, не пытался узнать что именно. Рядом с статуей, стоял постамент самому Арауну, еще того времени, когда Бог имел оболочку. Воин, с кривым топором, в оленьих шкурах, у ног которого вились мертвые души, а скелеты ласкали оголенные участки торса, своими ледяными касаниями. Лицо, на половину скрытое под маской благородного зверя, выражало лишь сухую серьезность и жестокость, не позволяющую даже подумать о милосердии с его стороны. Но Араун никогда не был подобен Аресу, Морриган, Перуну. Он не наслаждался насилием и боем, его топор пожинал души убитых, но не отнимал их без надобности, и точно не делал этого для наслаждения.

Дальше расположились древние алтари, в которых, к ногам скованных демонов, текла их кровь, смешанная с проклятьем жизни. Еще живые, но давно безумные, дети Павших стали интерьером, игрушками, сломанными вечной жизнью. В старые времена, когда Араун еще имел свой облик и жизнь, их кровь реками лилась на славных пирах, что проводил Бог смерти. Сейчас же… Из вечных ран, она стекала на статуи богов, павших, полубогов. Всех любимых прислужников и друзей Арауна, якобы благословляя их этим. Напротив скованных демонов расположилось панорамное окно, которое открывало вид на весь Ад, что бесконечно раскрывался перед тобой, уходя на сотни километров вдаль, вглубь нижнего мира.

Отдельным произведением античного искусства был трон Арауна, вырезанный из обсидиана, украшенный многими позолоченными черепами и узорами, выбитыми на нем резкими ударами топора. На спинке была растянута чешуя самого Йормунганда, подарок от Тора во имя вечной дружбы между двумя богами. Мертвые, набитые пухом головы мелких богов или высших демонов, заменяли ему подушки, на сиденье сверкали меха божественной лани, за которой когда-то охотился Геракл. Пока я заново восхищался этим местом, Араун медленно приблизился к своему трону, безликой маской и еле заметной тенью зависая над ним. Для меня какого-либо стула или кресла не было, но это уже казалось неважным. Я подошел ближе, покорно вставая на колено и ожидая разговора, от которого зависела вся моя судьба… И возможно, судьбы еще очень многих.