— Барон! Вам с Чесной пора бросать оружие! Игра окончена!

Майкл посмотрел на Чесну. Их взгляды встретились. Это был голос Джерека Блока. Но откуда он узнал, что они здесь?

— Барон, — продолжал Блок, — вы ведь не глупый человек. Разумеется, нет. Вы знаете о том, что здание окружено и выбраться отсюда вам не удастся. Так или иначе мы вас возьмем. — И затем: — Чесна, дорогая, ситуация складывается не в твою пользу. Брось оружие, и у нас появится еще одна возможность для светской беседы.

Чесна осмотрела рану на ноге. Толстый шерстяной носок пропитался кровью, боль была невыносимой. Наверное, перебита кость, решила она. Она хорошо понимала ситуацию.

— Как же нам теперь быть? — спросил Лазарь. Судя по дрогнувшему голосу, он был готов запаниковать. Из царапин и ссадин у него на лице текла кровь.

Чесна достала из-за спины вещмешок и открыла его.

— Барон, я восхищаюсь вами! — сказал Блок. — Может быть, вы расскажете мне на досуге о том, кем был организован ваш побег из Фалькенхаузена? Выражаю вам свое глубочайшее уважение.

Майкл видел, как Чесна запустила руку в вещмешок, вытащила из него квадратик вощеной бумаги.

Капсула с цианидом.

— Нет! — схватил ее за руку Лазарь. — Может быть, отсюда есть другой выход.

Чесна вырвала руку.

— Ты хорошо знаешь, что его нет, — сказала она и начала разворачивать бумагу.

Майкл подполз к ней.

— Чесна! Мы сможем вырваться отсюда! Отстреляемся! И у нас еще есть гранаты!

— У меня сломана нога. Как я выберусь отсюда? Ползком?

Он крепко схватил ее за руку, не давая положить капсулу в рот.

— Я понесу тебя.

Чесна улыбнулась, глаза ее потемнели от боли.

— Да, — тихо сказала она. — Я знаю. — Она провела рукой по его щеке, коснулась пальцами губ. — Но ведь из этого все равно ничего не выйдет. Нет, я не хочу попасть в клетку, не хочу, чтобы меня пытали. Я слишком много знаю. Я обреку на гибель многих дру…

Примерно в пяти метрах от них что-то тяжело упало и покатилось по полу. Майкл обернулся и с замиранием сердца понял, что один из солдат на площадке бросил гранату.

Она взорвалась прежде, чем кто-либо из них успел пошевелиться.

Громкий хлопок, яркая вспышка, и от гранаты повалил густой белый дым. В следующие две секунды Майкл понял, что это был не просто дым. Воздух наполнился приторным, тошнотворно-сладким запахом апельсинов.

Рядом с первой взорвалась вторая газовая граната. Чесна снова поднесла руку ко рту, собираясь проглотить смертоносную капсулу. Майкл не мог этого вынести и, сам не зная, к худу или к добру, выбил ее у Чесны из ладони.

Дым накрывал их широким саваном. Лазарь задыхался и кашлял, катившиеся из глаз слезы слепили его; он поднялся с пола, но ноги не держали, и он снова упал. Майклу казалось, что легкие у него вот-вот разорвутся; он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он слышал, как в удушливом дыме задыхается Чесна, как она кашляет, цепляясь за него, и пытался поднять ее. Но воздуха больше не было, а дым не рассеивался. Одно из изобретений Хильдебранда, подумал Майкл. Ослепленный, со слезящимися глазами, он упал на колени. Из дыма перед ним возникла чья-то фигура в противогазе. Солдат приставил Майклу к виску дуло винтовки.

Чесна осела на пол рядом с ним, ее тело конвульсивно вздрагивало. Майкл упал на нее, попытался подняться, но силы оставили его. Как бы ни называлось это вещество, оно было сильнодействующим. Последнее, что запомнил Майкл Галлатин, теряя сознание, — это удушливый запах гнилых апельсинов.

Они очнулись в камере, единственное зарешеченное окно которой выходило на летное поле аэродрома. Простреленная рука Майкла была перевязана чистыми бинтами; он взглянул в окно и увидел, что большой транспортный «мессершмитт» стоял на взлетной полосе. Значит, бомбы еще не загрузили.

Лодыжка Чесны тоже была перебинтована, и когда она развязала бинты, то увидела, что рану промыли, а пулю вынули. Последствия газовой атаки напоминали о себе: все трое не переставали отхаркиваться водянистой слизью, и для этой цели в углу камеры было поставлено ведро. Майкла мучила головная боль, а Лазарь был в состоянии только лежать на тощем матрасе своей койки, уставившись в потолок остановившимся взглядом, словно пьяница с перепою.

Майкл расхаживал по камере и часто останавливался, чтобы через решетку в деревянной двери выглянуть в коридор. Там не было ни души.