Он проснулся и снова услышал звук падающих вдоль древней стены капель. Сонный туман и нервное возбуждение все еще мешали ему ясно видеть, но в середине камеры горел маленький костер из сосновых сучьев, и его красноватый свет падал на фигуру человека, который стоял рядом с ним. Миша сказал первое, что пришло на ум:

— Папа?

— Малыш, я не твой отец. — Голос Виктора звучал напряженно. — Ты не должен меня так называть.

— Мой… отец. — Миша несколько раз моргнул, пытаясь восстановить резкость очертаний того, что он видел.

Виктор возвышался над ним, как башня; на нем была накидка из оленьих шкур с белоснежным заячьим воротником, его седая борода покрывала грудь.

— Где моя мама?

— Умерла. Все они умерли. Что тебя тянет к привидениям?

Мальчик провел рукой по лицу. Он вспотел, но внутри был холод — лето снаружи и зима внутри. «Где же я? — вспоминал он. — Мать, отец, сестра — где они?» Наконец он вспомнил пикник и расстрел на лугу. Тела, лежащие на залитой кровью траве. Погоню всадников, адский топот копыт по подлеску. И волков. Тут память изменила ему, мысли его разбежались, как дети на кладбище. Но где-то внутри он знал, что человек, стоящий перед ним и похожий одновременно и на отца, и на первобытного человека, — и больше, и меньше обычного человеческого существа.

— Ты здесь уже шесть дней, — сказал ему Виктор. — Ты ничего не ешь, даже ягоды. Ты что, хочешь умереть?

— Я хочу домой, — ответил Миша слабым голосом. — Я хочу к папе и маме.

— Ты здесь дома, — сказал Виктор.

Кто-то рядом громко закашлялся, и Виктор перевёл взгляд своих острых янтарных глаз на лежащую под покрывалом фигуру Андрея. Тот кашлял так, словно его душили; тело его судорожно извивалось. Когда адский кашель утих, Виктор обратился к мальчику тоном приказа:

— Слушай меня, скоро ты сильно заболеешь. Тебе понадобятся все силы, чтобы перебороть эту болезнь.

Миша пощупал живот. Живот был горячий и побаливал.

— Я уже заболел?

— Главная болезнь впереди. — В тусклом красном свете глаза Виктора мерцали, как медные пятаки. — Ты очень худой, — сказал он. — Неужели твои родители не кормили тебя мясом?

Он не стал ждать ответа, схватил Мишу за подбородок жесткими пальцами и поднял лицо мальчика, чтобы на него падал отсвет огня.

— Ты бледен, как манная каша, — сказал Виктор. — Тебе не выдержать. Я это вижу.

— Не выдержать чего, господин?

— Перемены. Той болезни, которая тебя ждет. — Виктор отпустил ребенка. — Тогда не ешь. Это будет пустой тратой еды. С тобой покончено, не так ли?

— Я не знаю, господин, — признался Миша. По его телу пробежала холодная дрожь.

— А я знаю. Я научился отличать здоровые побеги от больных. В нашем саду немало больных побегов. — Виктор показал в сторону сада. Андрей снова закатился в приступе кашля. — Все мы рождаемся слабыми. Нужно либо стать сильным, либо умереть. Простой выбор между жизнью и смертью.

Миша устал. Он вспомнил о старой щетке, которой Дмитрий чистил коляску, и почувствовал себя такой же мокрой старой щеткой. Он снова улегся на подстилку из травы и сосновых веток.

— Малыш, — сказал Виктор, — ты понимаешь, что с тобой происходит?

— Нет, господин. — Миша зажмурился. Ему казалось, что лицо его вылеплено из воска. Когда-то он тыкал пальцем в расплавленный воск и смотрел, как он твердеет.

— Этого никто не знает, — сказал Виктор, словно разговаривая сам с собой. — Ты что-нибудь знаешь о микробах?

— О микробах?

— Да. О микробах, бактериях, вирусах. Ты знаешь, что это такое? — И на этот раз он не ждал ответа. — Взгляни сюда. — Виктор плюнул на ладонь и поднес руку к глазам мальчика; тот послушно посмотрел на ладонь, но не увидел ничего, кроме слюны. — Это здесь. В моей руке и беда и чудо. — И он слизнул слюну с ладони. — Я полон этого. Оно в моей крови и во внутренностях. В моем сердце, легких, в кишках, в мозгу. — Он постучал по своему лысому черепу. — Я целиком заражен этим, — сказал он и значительно посмотрел на Мишу. — Так же, как и ты сейчас.

Миша не понимал, о чем говорит этот человек. В висках у него стучало. Холод и жар терзали его тело.

— Это было в слюне Ренаты.

Виктор коснулся плеча мальчика, где на воспаленную гнойную рану была наложена повязка с листьями и коричневой мазью, которую приготовила Рената. Прикосновение почти неощутимое, но от боли у Миши перехватило дыхание.

— Они в тебе, и от них ты либо умрешь, либо… — он выдержал паузу и пожал плечами, — либо узнаешь правду.

— Правду? — Миша покачал головой; он был озадачен и плохо соображал. — Правду о чем?