Пространство казалось эфемерным, границы измерений казались прозрачными листами пергамента, на которых бесконечно что-то происходило. Феникс воспринимал реальность намного объемнее. То, что он был способен уловить и воспринять распространялось далеко за пределы того, что он видел и к чему привыкла Ная.

А ещё где-то там среди измерений она чувствовала знакомый свет. Он пульсировал, как живое сердце, но оставался неподвижным. Из-за этого ощущения Ная никак не могла по-настоящему заставить себя сопротивляться сознанию феникса. Оно позволяло ей улавливать далёкое сияние магии, которое раз за разом говорило ей, что Ариен действительно жив. Где-то очень далеко, между измерениями, возможно, за гранью пространства и времени, но он был в безопасности. В этом она была уверена, и это было тем, что заставляло её возвращаться к своему сознанию — её будто что-то выталкивало обратно в себя и свои ощущения. Она понимала, что рано или поздно, должна была чётко отделить себя от феникса, но ей не хотелось — в этом и была главная проблема. Если бы не Эмиэль с его готовностью следовать за ней хоть в бездну Хаоса, ей бы потребовалось куда больше времени.

Однако теперь, когда у неё появилась уверенность, она была готова ждать столько, сколько потребуется. Оставалось взять всё под контроль и двигаться дальше. Но Ная пока понятия не имела, что ей делать, поэтому думала только о том, что было необходимо прямо сейчас. А сейчас нужно было научиться чётко осознавать себя и отзывать феникса.

Когда предводительница приняла это решение, сознание птицы, к её удивлению, стало поддаваться. Оно не исчезало, но отступало на задний план, и постепенно Ная начала к этому привыкать. Она больше не воспринимала мир как феникс, но продолжала ощущать его присутствие.

Почувствовав себя более-менее уверенно, Ная начала пробовать специально возвращаться к сознанию птицы. Первые несколько раз оно почти снова поглотило её, но потом ей начало удаваться на короткое время присутствовать будто одновременно в двух измерениях. Это было странно и требовало практики, но, по крайней мере, она уже не теряла ощущение себя.

Когда Ная в первый раз попробовала отозвать феникса, то поняла, что он никуда не исчезает. Обычные призывные существа просто попадали в своеобразный карман между измерениями и находились там в состоянии подобном спячке. Феникс же растворился в её магии и оставался живым присутствием прямо в её теле.

Ная испугалась. Едва отозвав птицу, она тут же выпустила её обратно и долго сидела, обхватив себя руками и не зная, как поступить. Чтобы вернуться в город, феникса нужно было спрятать, — это она понимала. Но жуткое ощущения того, что внутри неё было ещё одно живое существо, которое к тому же было в разы сильнее, привело её в ужас. Женщина спустилась в их импровизированное убежище и свернулась калачиком возле спящего Эмиэля — так у неё была хотя бы иллюзия защищённости.

Ная теперь понимала почему не было описаний процесса приручения феникса: она бы тоже не хотела всё это излагать на бумаге или даже просто кому-то рассказывать. Во-первых, словами это было сложно описать, а во-вторых, она чувствовала себя настоящей сумасшедшей.

И тем не менее, предводительница знала, что ей было никуда не деться от необходимости спрятать феникса. Поэтому, мысленно отвесив себе подзатыльник, на следующий день она попыталась ещё раз. Ощущения были всё такими же кошмарными: будто её сейчас разорвало бы на части от чужой пульсирующей в ней магии. Чужая жизнь билась внутри мощным пульсом, грозясь вытеснить её собственную. Но на этот раз Ная заставила себя сидеть смирно. Правда, слезы страха всё равно против воли покатились по её щекам. Через какое-то время бурлящая энергия начала затихать, будто феникс внутри засыпал. Его сознание постепенно угасло до едва ощутимого присутствия, магия улеглась, и Ная впервые за последние почти три месяца расслабилась.

Убедившись, что всё внутри неё пришло в равновесие и не собиралось взрываться бурей, она залезла под их камень и, развалившись на шкуре, уснула, наконец-то чувствуя себя более-менее легко и спокойно.

Следующую неделю она целыми днями призывала и отзывала феникса, привыкая к ощущениям и доводя технику до автоматизма, пока не получила клювом в макушку. Птице, очевидно, надоело просто так мотаться туда-сюда, и своенравное создание в итоге просто отказалось возвращаться в Наю.

— Да смейся уже, — буркнула предводительница, потирая голову и смотря на отвернувшегося от неё Эмиэля, который, судя по звукам, активно пытался подавиться.

Всё это время, что они провели в пещере, мужчина был рядом и присматривал за ней. Он не уходил даже для того, чтобы поймать кого-нибудь съедобного в тоннелях, отправляя вместо себя феникса. Ная поражалась тому, как они нашли общий язык. Проваливаясь в сознание птицы, Ная чувствовала, что та отлично понимала намерения и потребности Эмиэля и более того, стремилась ему помогать, как будто ей самой была от этого какая-то польза. Ная даже не сразу поняла, что эта самая польза была в поддержании жизни тела, являвшегося теперь сосудом, к которому, собственно, и был привязан феникс. «Меркантильная тварь, — мысленно фыркнула Ная, наконец осознав мотивацию своего призывного монстра, — помогаешь ему, чтоб я не сдохла тут, лишив тебя выгодной сделки».

— Я думал призывные твари не могут сопротивляться приказам, — улыбнулся Эмиэль, отсмеявшись.

— Этот может. Не забывай, что он в разы сильнее меня, — вздохнула Ная.

Ей было ещё учиться и учиться уживаться с этим созданием.

— Почему тогда вообще подчиняется? — продолжал любопытствовать мужчина.

— Это его выбор, если так можно сказать. Скорее даже готовность… Не знаю, как тебе объяснить, но для него это что-то вроде возможности более сфокусировано воспринимать жизнь через моё сознание, а служение — как плата. Сам по себе феникс почти не ощущает себя как отдельное существо, а со мной приобретает нечто похожее на индивидуальность, и таким образом может как будто сделать новый шаг в своём развитии, научиться отделять одно от другого и понять, для чего вообще нужно всё, что он видит, и что с этим всем можно делать. А иначе мир, десятки измерений — они просто для него существуют, и на том всё — как факт, — попыталась хоть как-то описать словами условные чувства птицы предводительница.