Конечно, я говорю ей не это.

Я убираю вибратор и выключаю его, когда она задыхается.

— Папа… — выдыхает она. — Ох… ох, папочка… папочка…

— И что ты собираешься делать сегодня, маленькая девочка? — спрашиваю я.

— Что угодно, папочка, — выговаривает она. — Что-нибудь, что ты… — она не может закончить.

Я даю ей секунду или две, а затем говорю:

— А чего ты не будешь делать сегодня, маленькая девочка?

Она пытается.

— Я… папочка… я не буду… я… папочка.

Я даю ей попробовать некоторое время, а затем, когда она, наконец, просто не может продолжать говорить, я снова прижимаю вибратор к ее киске. Он не включен, так что это просто угроза. Она в панике кричит:

— Я не буду умолять тебя трахнуть меня!

Я чуть не кончил только потому, что она использовала ненормативную лексику. Она все еще очень невинная девушка, и услышать такой мир из ее уст случается очень, очень редко. Я убрал вибратор и наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Хорошая девочка, — говорю я.

Она издает счастливый смешок. Я не знаю, почему это заявление так сильно на нее повлияло. Хотя так всегда бывает. Каждый раз, когда я называю ее хорошей девочкой, она становится такой счастливой, вот-вот взорвется.

— Я твоя хорошая девочка, папочка, — говорит она со смехом в голосе.

— Хорошо, почему бы тебе не принять приятную длинную ванну, чтобы помочь своему телу почувствовать себя немного лучше, сладкая, а затем, когда ты закончишь, я отвезу тебя куда-нибудь. Куда ты хочешь?

Ее глаза загораются, и она говорит:

— Куда угодно, папочка!

Я знаю гриль-бар с развлечениями и говорю:

— Хорошо, поужинаем в знакомом мне месте. Тебе нравится кантри-музыка?

Она закатывает глаза.

— Папа, я едва могу вспомнить песни, которые слушала перед тем, как мама отослала меня. Не знаю, понравится ли мне это!

— Что ж, узнаем, — говорю я с улыбкой.

А потом я задыхаюсь, потому что чувствую на себе ее руку.

— Но, папочка, разве мне не следует сначала позаботиться о тебе?

Я делаю глубокий вдох, и усилие воли, необходимое для того, чтобы протянуть руку и убрать ее руку, должно принести мне какой-то трофей.

— А как насчет того, когда мы вернемся с ужина, Одри?

Она хихикает, потому что знает, как глубоко ее прикосновения влияют на меня и как я отчаянно нуждаюсь в освобождении прямо в эту самую секунду. Однако она улыбается и весело говорит:

— Хорошо, папочка, но не передумай.

Затем она скатывается с кровати. Она немного неуверенно стоит на ногах на протяжении нескольких шагов, и я не могу не представить, насколько она будет неустойчива, если я ее глупо трахну. Я прогоняю мысли из головы и направляюсь в гостиную. Мне нужно придумать, что делать с этой маленькой девочкой. Мне нужно найти способ справиться с этой ситуацией, и прямо сейчас я терплю неудачу на каждом проклятом фронте.

Либо так, либо я продвигаюсь к чертовски ошеломляющему успеху.

Глава шестая

Одри.

Глаза папы полны похоти, поэтому, когда он говорит:

— Сними это платье, Одри, — я думаю, что наконец-то это оно. Я отдам ему свою девственность. Я немного нервничаю и очень рада этому. Я этого не жду!

Думаю, я права, когда он говорит:

— Теперь мы собираемся сделать то, чего не делали раньше. Сними лифчик.

На мне каблуки, чулки, пояс с подвязками и лямки. Да. Вы правы. Про трусы я ничего не говорила. Прежде чем мы вышли, он сказал мне не носить их.

Должна вам сказать, есть что-то действительно сексуальное в том, чтобы находиться в номере отеля, а не дома. Это почти кажется грязным, если это имеет какой-то смысл. Я имею в виду, что «грязный», наверное, неправильное слово. Возможно, правильное слово больше похоже на «неправильное». Да, вот и все. Мне кажется неприличным делать что-то подобное в номере отеля, а не дома.

Какого черта, да?

Я имею в виду, что я доставляю отчиму по крайней мере один оргазм в день, а во многих случаях я доставляю ему два. Папочка доставляет своей падчерице как минимум два оргазма в день, но обычно больше! Если на самом деле повсюду существуют параллельные вселенные и бесконечные реальности, то есть ли хоть одна из них, в которой отчим и падчерица, доставляющие друг другу оргазмы, сами по себе не являются самой озорной вещью, которую только можно вообразить?

Что ж, мне по-прежнему кажется неприличным носить сексуальное нижнее белье в номере отеля, а не дома, и я стою там, нервно отчаянно нуждаясь в папочке. Вся моя жизнь сейчас кажется такой сексуальной, но наконец-то; большое событие здесь.

Я смотрю, как папа расстегивает рубашку и бросается на помощь. Он улыбается мне, прекращает свои дела и страстно целует меня.

— Ложись на кровать, маленькая девочка, — говорит он.

Я тяжело сглатываю, потому что его голос полон похоти, совершенно незнакомой для меня. Ну, не так уж и странно, что я не узнаю в этом его голос, но мужчина явно возбужден так же, как и я.