— Да, папочка, — говорю я, задыхаясь, и забираюсь на кровать, как было приказано.

Затем (и я не знаю, почему я это делаю) я хихикаю и говорю:

— Думаю, мне нравится кантри-музыка, папочка.

Он смотрит на меня и посмеивается, а я смотрю, как он расстегивает рубашку. Знаете, я раньше видела его без рубашки, но это первый раз, когда он специально снимает рубашку, готовясь к чему-то сексуальному. Ему не нужно снимать рубашку, чтобы мы могли заняться еще одной ручной работой. Теперь я уверена.

Прощай, девственность!

Привет, настоящая женщина.

Ага-ага. Я знаю, что потеря девственности не делает из меня женщину, но меня не очень-то интересует всякая чушь по этому поводу. Я могу чувствовать что-то независимо от того, рационально это, логично или даже правильно.

Я наблюдаю, как его рубашка стягивается с его тела, и мне нужно сказать, что, увидев его мускулистую грудь, мускулистый пресс и его мускулы…Хорошо, вы поняли суть. Мой отчим шикарный. Я пытаюсь сказать, что вид его верхней части тела, когда он начинает с одежды ниже талии, должно быть, самая сексуальная вещь на Земле. Я имею в виду, что.

Я чувствую, что просто взорвусь, пока жду его.

Эта настойчивость не становится мягче, когда я вижу его член. Папа такой большой, а я просто… ну, он такой потрясающий. Я думаю о том, как он себя чувствует в моей руке и как мне нравится гладить его и слышать его реакцию. Я думаю о том, насколько шокирующим и невероятным было видеть, как он впервые эякулировал. Конечно, каждый раз, когда я довожу его до оргазма, невероятно видеть, как из него бьет сперма!

Когда он голый, он забирается на кровать и говорит:

— Хорошо, красавица. Мы собираемся сделать что-то под названием «шестьдесят девять.

— Да! Да папочка! Это потрясающе! — не могу поверить, что наконец-то смогу воспользоваться своим ртом.

Я не буду.

Он говорит:

— Единственное, что ты собираешься использовать только свою руку, маленькая девочка. Ты будешь использовать только свою руку, пока я буду использовать рот.

Я стону и говорю:

— Папа! Я действительно хочу сделать… — визжу я, когда он поднимает меня, и внезапно я оказываюсь на нем сверху. Его язык тут же начинает работать, и всякая надежда на продолжение протеста сразу же исчезает. Удовольствие слишком велико, и я стону как сумасшедшая. Единственное, что я могу сказать, это «папа», и большую часть времени я наполовину произношу это слово, наполовину стону.

Поэтому я не могу злиться на него из-за того, что мне хочется попробовать больше, чем просто подрочить ему руками.

Конечно, когда я преодолеваю первоначальный шок от удовольствия, которое доставляет мне его рот, я понимаю, что, глядя на его красивый член прямо передо мной, я всегда могу просто пойти на это.

Но еще нет.

Я протягиваю руку, чтобы погладить его яйца и заставить работать другую руку. В какой-то момент я узнаю, каково это использовать свой рот, чтобы доставить ему удовольствие. Может быть, я попробую использовать рот в тот момент, когда он конкретно не сказал мне этого не делать. Хотя пока это только мои руки. Так сказал мне папа, а папа отвечает за мои уроки.

Именно то, что я хочу. Папа главный.