— Только прошу, братец, не дерзи отцу, — инструктировала меня Веда. — Он и так злится на тебя за вчерашний кутёж. Пусть ты и отмечал свою девятнадцатую зиму, но надираться как элдримский матрос не следовало. Многоокий создатель не даст соврать, когда я увидела, как тебя заносят в дом, подумала, что это тащат мертвеца…

Начисто пропуская мимо ушей щебетание сопровождающей, я ковылял как сомнамбула, ошалело озираясь. И едва не споткнулся, увидав напротив монументальной дубовой лестницы какое-то подобие алтаря. Сам по себе он ничем не был примечателен. Но вот одна из фигурок, вырезанная из полированного камня с особым тщанием и искусностью, приковала моё внимание. Игнорируя возгласы юной барышни, я высвободился из её нежных рук, сцапал статуэтку и прикипел к ней жадным взглядом. Как странно… ведь Ризанта наверняка неоднократно ходил мимо этого мини-святилища. Почему же сейчас его память не спешит мне ничего подсказывать?

— Веда, ты можешь сказать, кто здесь изображен? — повернулся я к сестре, демонстрируя ей каменную фигурку.

— Ты чего, Риз? Совсем плох стал? — воззрилась на меня собеседница, как на умалишенного. — Это же Ваэрис — смеющийся бог. Покровитель торговли, хитрости и плутовства.

От услышанного мои ноги подкосились, и я бахнулся на задницу, где стоял. Моя спутница кинулась поднимать меня с пола, что-то испуганно причитая. Однако мне не удалось разобрать ни слова, поскольку биение собственного сердца оглушило меня. Никакой ошибки быть не может. Я узнал лицо на этой статуэтке. Ваэрис. Ваар Эрис. Неведомый ремесленник поразительно точно воспроизвел в своей скульптуре черты того странного типа, предложившего мне работу. Это что же получается? Я пил водку с самим богом обмана и защитником всех мошенников?!

Невзирая на все мои чудачества и неадекватное поведение, отец Ризанта откладывать воспитательную беседу не стал. И в конечном итоге меня всё равно поставили в его кабинете, как провинившегося школяра. Одион нор Адамастро сверлил отпрыска суровым взглядом из-под опущенных бровей. Глава этого дома оказался мужчиной средних лет, на вид не старше тридцати пяти. Однако чужая память услужливо подсунула мне информацию, что ему на самом деле почти пятьдесят. А молодо выглядит он благодаря тому, что является одним из озарённых, то есть магом. Вон те два крупных перстня на его пальцах как раз свидетельствовали о том, что аристократ имеет звание магистра второй ступени, чего бы это ни значило. Ризант наверняка знал. Но разбираться в перипетиях неродного сознания оказалось той еще задачкой…

— Как долженствует приветствовать старшего? — наконец прервал затянувшееся молчание Одион.

На звук голоса этого человека мое новое тело отреагировало… странно. Голова сама по себе втянулась в плечи, а глаза опустились к полу. Мне стоило немалых усилий подавить инстинктивное желание отвесить унизительно-низкий поклон. Вместо этого я степенно кивнул мужчине, как равному, и четко произнес:

— Ризант нор Адамастро первый приветствует тебя, мой экселенс.

Глава рода еще больше нахмурился и воинственно выдвинул нижнюю челюсть. Впрочем, я сделал все в соответствии с этикетом, принятым у высших сословий. Если верить багажу чужих воспоминаний.

— Откуда в тебе столько смелости, сын? Злоупотребление Ясностью совсем притупило твою тягу к жизни?

Несмотря на общий угрожающий смысл сказанного, в голосе Одиона прозвучали и оттенки тщательно запрятанного одобрения. И нет, страха перед этим человеком у Риза было хоть отбавляй. Но загвоздка в том, что те вещи, которые я выуживал из памяти молодого аристократа, удивительно точно перекликались с моим личным опытом. Почти половину из прожитых лет я провел на улице в компании всевозможных отбросов общества. Воры, братки, гопники, сидельцы со своими тюремными понятиями, беспредельщики и прочее отребье. Если якшаешься с подобной публикой, то прогибаться перед ними нельзя ни в коем случае. Иначе тебя быстро низведут в ранг шестёрок, из которого никогда уже не выбраться. И в этом аспекте аристократы очень походили на шпану из моего прошлого мира. А юноша по имени Ризант, чье тело я ныне занял, свой авторитет и так подмочил знатно. Выпивоха, трус, бездельник и вообще позор фамилии. Если я предпочту остаться таким же ничтожеством, то мне никогда не отмыть репутацию. Господи… всё еще не верю, что всерьез об этом рассуждаю. Но, блин, пора бы уже посмотреть фактам в лицо!

Не дождавшись от меня ответа, Одион Адамастро порывисто вскочил на ноги и исполнил замысловатый фортель руками. Оба камня на его перстнях засветились, порождая небольшую энергетическую проекцию. А уже через мгновение на кончиках пальцев мужчины заплясали языки настоящего пламени. По идее, Ризант должен был испугаться такой демонстрации силы. Но Александр Горюнов видел подобное представление впервые. И у меня от этого зрелища челюсть отвалилась до самой груди. Так вот ты какая, магия?

— Приветствуй меня, как подобает, или пеняй на себя! — пророкотал глава рода, которому, почему-то было важно добиться от сына не просто послушания, а раболепного подчинения…

— Ризант нор Адамастро первый приветствует тебя, мой экселенс, — упрямо повторил я, изобразив точно такой же полупоклон, как и минутой ранее.

И с Одиона внезапно слетела вся напускная враждебность. Складки на его переносице разгладились, а взгляд сделался спокойным и изучающим.

— Не верю своим глазам. Неужели мой первенец к двадцатой весне отыскал собственную гордость? — изрек маг, стряхивая с голой руки огонь и опускаясь обратно в кресло.

— Скажем так, вчерашняя попойка мне на многое открыла глаза, отец, — неумело подыграл я местной вычурной манере изъясняться.

— Хочешь меня уверить, что ты свернул с пути саморазрушения? — не скрывая скепсиса хмыкнул мужчина. — Свежо предание, да верится с трудом…

Я безразлично пожал плечами, показывая, что не ставлю перед собой цели убеждать собеседника в чем-либо. И это, кажется, в очередной раз искренне удивило главу дома.

— Такие слова требуется доказывать поступками, а не пустым сотрясанием воздуха, сын, — продолжил давить старший Адамастро. — Я уже неоднократно становился жертвой твоих обещаний. И вчера, когда тебя бесчувственного снова принесли к порогу, моё терпение иссякло.