Когда меделян усвоит базовые команды и привыкнет ко мне, надо будет озаботиться его полусекретной «боевой» подготовкой с упором на двуногую «дичь». «Оружие последнего шанса» применять не хочется, но не иметь его в моей ситуации нельзя.

К концу «урока» меделян порвал мне рубаху, и пришлось переодеваться снова. Во время общения с гофмейстерами я заглянул в доходные статьи бюджета Империи — прямые и косвенные налоги с крестьян (включая винную монополию) составляют чуть больше половины. Порванная веселящимся щенком рубашка «обнулила» подати с сотни крестьянских дворов. Мне нравится хорошо одеваться — а кому нет? — так что в рубище переодеваться не стану, но было бы здорово вывести Двор на самоокупаемость так, чтобы казенные средства тратились куда положено.

Пока я занимался собакой, ко дворцу прибывали многочисленные экипажи. Критически важной части государственного аппарата из-за справедливых опасений Александра за свою жизнь пришлось переехать в Гатчину, но тот большой и не всегда полезный организм, который принято называть «Светом» или «сливками общества» остался в Петербурге. Верно это и для послов. На меня надели белый, парадный мундир с большими золотыми «погонами» на плечах и не менее золотым, стоячим воротником. Дав слугам прилепить положенные по должности ордена, я посмотрелся в зеркало. Какой же я классный! В очередь, милые дамы — со всеми потанцевать не смогу. И прошу вас, не надо плакать — это же не последний прием!

За окном уже стемнело, и дворец с прилегающими территориями погрузился в электрическое освещение. Лучше свечей да керосинок — мне есть с чем сравнивать — но хуже электричества из моих времен. Лампочки маломощные, напряжение нестабильное, и свет раздражает глаза тусклостью и морганием. Что поделать — технологии несовершенны.

С Императрицей я встретился в примыкающей к залу для приемов гостиной. Висящее на ее шее брильянтовое колье отражало свет ламп, высокую прическу венчала русская тиара — не таскать же ей чудовищно тяжелую Большую Императорскую Корону? В платье преобладали синие тона, а в покрое ощущались фольклорные — в эти времена просто «русские» — оттенки. К платью прилагался комплект орденов — полный «парад».

Помимо пачки фрейлин, Дагмару сопровождала троица статс-дам: Елизавета Александровна Барятинская — жена «моего» Барятинского, графиня Анна Дмитриевна Строганова — жена «виночерпия», и вдова Дмитрия Андреевича Толстого — бывшего министра внутренних дел и члена государственного совета — Софья Дмитриевна Толстая.

Моя часть свиты нашлась здесь же — князь Барятинский, Ксюшин кумир Сандро — нужно присматриваться — и пачка чуваков, которых я в ближайшее время отправлю по известному маршруту — инспектировать Центральные губернии на тему голода. Параллельно будут отправлены полусекретные «дублеры» и даже «дублеры дублеров» — с последними обещал помочь Курпатов. Информация из трех источников — это минимум для любого уважающего себя руководителя. Минимум три спецслужбы с частично пересекающимися интересами и механизмами «пригляда» друг за дружкой должно быть у государства. Все должны конкурировать и желательно ненавидеть «смежников» — только так можно минимизировать очковтирательство и держать силовиков в тонусе.

Мужская часть мне поклонилась, дамы были удостоены целования ручек, и мы, выстроившись колонной, направились к ведущим в зал дверям, из-за которых раздавались музыка и неразборчивые обрывки разговоров. Дагмара, на правах матушки — рядом со мной, под ручку.

— Я слышал мнения, будто Елена Орлеанская на вас похожа… — шепнул я ей.

Мама обрадовалась, но рано.

— Это так, но есть один большой нюанс — вы, мама, очень красивы, а Елена, будучи похожей на вас — почему то нет.

Открытые слугами двери спасли меня от положенного в этой ситуации микроскандала, оркестр замолк, сверкающие драгоценностями, орденами, табельными саблями, полированными сапогами и носками выглядывающих из-под подолов туфелек гости сформировали для нас проход. Пожилой церемониймейстер огласил наши полные титулы, оркестр ожил, и мы с Императрицей прошлись по залу, благожелательно глядя на кланяющихся подданных и посланников иностранных государств.

На следующий час мы стали центром человеческой карусели — где-то за спинами получивших возможность обменяться с нами любезностями бушевали баталии за место в «очереди», а меня больше интересовали те, кто не пытался оттаптывать ноги окружающим ради пары секунд монаршего внимания, а пользовался приемом как надо: стоя у стеночек и восседая на диванчиках, толковые люди «обкашливали» дела и наводили полезные связи. Мне очень хотелось к ним — например, поговорить с промышленниками на тему инвестиций в акционерное общество «Русский алмаз», куда ни одного иностранца я не пущу — оттокам капитала бой! Так-то нужно еще немного подождать: «Мир» — не лучшая кимберлитовая трубка из имеющихся в Якутии: просто ее нашли раньше других, и вся мощь советского пиара — а он был очень неплох — пала именно на нее. Я начну разработку с «Интернационального» — название, конечно, поменяем — потому что эта трубка самая богатая. Осталось дождаться, когда геологи до нее дойдут, и можно инициировать создание общества.

Опытные иностранные посланники тоже в толкучку не лезли — в регламенте приема местечко для них есть, а значит я никуда не денусь. Краешком взгляда я зацепил расположившегося на диванчике в компании французского посланника Алексея Александровича — «семь пуда августейшего мяса», «le Beau Brummell», объект вожделения многих великосветских шлюх, источник репутационных ударов по Романовым — журналюги любят освещать его половую жизнь — бессовестный ворюга и любитель командовать вверенным ему флотом прямо из парижских будуаров как бы показывал, что лично он с дипломатическими союзниками Империи определился давно и всерьез. Дядюшка тоже меня заметил.

Улыбнувшись Антуану Рене Полю Лефевру де Лабудэ («Лабудэ» французскому посланнику в уши мне придется лить много!), Алексей Александрович поднялся с дивана и пошел на меня, словно крейсер рыбацкие суденышки одним своим присутствием раздвигая светскую шелупонь.

— Будь благоразумен, — шепнула мне Дагмара.

Я не «благоразумен», я гораздо хуже — я «рационален»! Дядюшкины стати меня не пугали — врукопашную мы с ним даже при худшем исходе конфликта не сойдемся. Не пугали и связи с влиянием — я не любитель топтаться по мозолям Павел I и не рохля-Николай. У меня непробиваемая самооценка, умная голова, развитая социальная мимикрия, великолепные навыки чтения людей и Великий План.