Он сидел на кошме из переплетающихся в брачном танце змей и улыбался мне.

Тук-тук-тук-тук…

Где-то в вышине запел, заплакал шаманский бубен. Тук-тук-тук, тук-тук… Словно сердце застучало.

И вдруг всё изменилось, а я увидел самую обычную палату интенсивной терапии со стеклянной стеной, за которой суетился медперсонал.

Палата была большая — целый ряд широких кроватей на колёсиках.

Я смотрел сверху, словно бы с потолка. И видел мониторы, капельницы, аппараты искусственной вентиляции лёгких и прочую, неприятную для здорового человека медицинскую технику.

На кроватях лежали распластанные безвольные люди, присоединённые к капельницам, с прозрачными масками на лицах, с трубками, вставленными в дыхательные пути.

Успел подумать, что это — тоже своего рода ад, только иной, человеческий. Но ад, из которого пока ещё есть выход.

И тут в палату вошёл подтянутый бородатый доктор, а за ним — молоденькая медсестра.

Доктор подошёл к одной из кроватей, где, закрытый одеялом до подбородка, лежал бледный худощавый мужчина без маски.

— Надо переводить его в отдельную палату, — сказал доктор. — Дышит-то он сам.

— Но это же кома? — спросила медсестра.

Наверное, это была студентка. Уж больно юная всё-таки.

— И да, и нет, — ответил доктор. — Рефлексы-то не нарушены.

— А почему он не приходит в сознание? — спросила медсестра.

Я потянулся, приблизился, навис над ней и увидел её чистые-чистые глаза — голубые, с крошечными жёлтыми крапинками. Красивые глаза.

Человек на кровати что-то промычал.

Медсестра кинулась к нему, приподняла одеяло, заглядывая в лицо.

— Иван Сергеевич! — воскликнула она. — Он же говорит!

— Такое бывает и в коме, Лидочка, — покровительственно улыбнулся доктор. — Это просто бессмысленные звуки. Его сознание выключено. Он рефлекторно мычит, только и всего.

Человек прошептал что-то ещё.

Может быть, для доктора и медсестры это были бессмысленные звуки, но я различил:

— Керо.

Он просил пить!

Я опустился ещё ниже и понял — на кровати лежу я сам!

— Кай, очнись! Ну, пожалуйста! — это был голос Шасти.

Он ворвался в больничную палату, сломал картину белого мира, потащил меня вверх.

Сознание помутилось, и пришла боль.

Снова тихонько запел бубен. Потом к нему присоединился второй, третий…

Тук-тук-тук, тук-тук…

Я открыл глаза.

Было холодно и сыро. Мышцы ныли все разом, словно я надорвался, пытаясь вырваться из кошмара.

Пошевелился, и подо мной хлюпнуло. Похоже, я лежал прямо в болоте. На чьём-то плаще, но толку от него было мало — я совершенно промок.

Холодная мокрая рубаха прилипла к телу. Тьма падала с неба, а вокруг, рассыпаясь на огненные сполохи, глухо ухали шаманские бубны. Казалось, я видел, как взлетает и опадает звук.

— Что происходит? — прошептал я.

Сознание мутилось.

Приподнял голову, опираясь на руки Шасти, и понял, что вокруг горят факелы, мечутся тени шаманов, а верёвочки на их рубахах развеваются в такт ударам колотушек. И кажется, что у шаманов прорезались рваные верёвчатые крылья.

— Камы пытаются закрыть дверь в подземный мир, — откликнулась Шасти.

— А ютпа? — я собрался силами и сел. — Где она?

Ни одной твари вокруг не было, исчезла даже та, что я завалил. Неужели сумела удрать с распоротым брюхом?

— Ютпа только одна успела пролезть, — с сожалением произнесла Шасти. — Чиен отрезал ей голову, а тушу засосало в болото. Мы не смогли её оттащить, потеряли кучу яда. Очень ценного, между прочим.

— А тот, что горел? Ренегат этот? — быстро спросил я.

— Кто? — удивилась Шасти.

— Ну, шпион?

— Он у костра.

Девушка помогла мне встать.

Я посмотрел в сторону леса. Там, где вода уже не хлюпала под ногами, всё ещё дымил костерок, а рядом виднелись тени мужчин.

Идти туда не хотелось. Стук шаманских бубнов то угасал, то становился сильнее. Он как будто просил, чтобы я остался на болоте. Чтобы помог закрыть дверь в подземный мир.

Но ведь я не умею этого делать? Как я им помогу?

— Мы можем чем-то помочь шаманам? — спросил я у Шасти.

Она покачала головой:

— Не сейчас. Камы путешествуют по нижнему миру. Пытаются понять, как закрыть дверь. Если не смогут, то утром решим, что делать.

— А почему — утром?

— Сначала они должны вернуться из своего путешествия. Если оно затянется, первые лучи солнца всё равно позовут их назад.