— Я так и думал, что это Данилов! — услышал я голос старшего сержанта Покровского. — Идти можешь?

— Должен… — буркнул я.

— Тогда — бегом.

Все тело колотила дрожь, но я все же переставлял ноги, понимая, что нельзя оставаться на льду, который может в любой момент расколоться по всему полю. И тогда придется спасть уже не только меня. Когда мы добрались до пляжа, Федя скомандовал:

— Раздевайся! Будем растирать!

И он вынул из кармана шинели бутылку водки. Это было верное решение. Я принялся сдирать с себя ботинки, а затем брюки, а Покровский, вместе с напарником, помогли снять галстук и рубашку. Старший сержант сорвал пробку с бутылки, плеснул себе на ладонь и принялся растирать мне спину, затем — грудь. Я замычал и он понял, чего я хочу и сунул бутылку мне в руки. Стиснув ее ладонями, я поднес горлышком к трясущимся губам и глотнул. Водяра обожгла мне горло и пищевод, я закашлялся, едва не выронив драгоценный сосуд. Федя ловко подхватил его и продолжил растирание.

Сорокаградусная сделала свое дело. И внутри и снаружи стало разливаться тепло. Напарник Покровского скинул шинелку и помог мне ее надеть, а сверху нахлобучил шапку. Я отнял у Феди бутылку и вылил в себя остатки содержимого. Милиционеры повели меня к лестнице, которая вела на набережную, а по ней уже спускалась пара крепких мужиков в белых халатах, поверх ватников, с носилками в руках. Я было воспротивился, но против меня было четверо и они уложили меня на носилки и потащили наверх. Там меня встретила Вилена, которая все еще прижимала к себе мои шмотки.

— Прости, — пробормотал я. — Сорвалось свидание…

— О чем ты говоришь, — всхлипнула она. — Я от тебя никуда…

— Водить умеешь?

— Да!

— Там в кармане пиджака ключи. Отгони машину по адресу улица Октябрьской революции, дом двадцать три… Там сторож, Сидорыч, попроси его, он откроет ворота… Поставишь во дворе…

— Я все сделаю, Саша!

— Не волнуйся, герой! — сказал старший сержант. — Проводим твою машинку с почестью.

— Спасибо, Федя! — откликнулся я. — Давай, когда я удеру от докторов, посидим с тобою за бутылочкой чего-нибудь вкусного… Ну не вечно же ты на службе!

— Тогда и старшину Сидорова подтянем.

— Согласен…

Больше мне не дали сказать ни слова. Санитары задвинули носилки в салон «РАФика». Там с меня сняли шинель и шапку и укутали в одеяло. Врач или фельдшер, осмотрел меня, послушал стетоскопом и велел ехать. Захлопнули двери, и скорая рванула в направлении горбольницы. Правда, не очень резво и без сирены. Видать, я не считался тяжело больным. Ну так-то живой и молодой. Я угрелся и задремал. Разбудили меня уже в приемном покое, когда перекладывали на каталку. Я хотел было встать, но врач велел мне лежать. И меня повезли в палату. Там напоили каким-то горьким лекарством. Сунули под мышку градусник. В палату вошел врач, тот самый, что встречал меня в приемном покое, снова послушал. На лице его нарисовалось удивление.

— Что, доктор? — спросил я. — Все так плохо?

— Наоборот, молодой человек, — откликнулся он. — Хрипов я не слышу. Температура, правда, повышенная, но в вашем положении это не удивительно… Пока что рано делать прогнозы… Понаблюдаем…

— Мне надо позвонить…

— Если что-то важное, скажите номер, сестра позвонит, — сказал он. — Вставать я вам пока не позволю.

— Ладно… Запишите… — я продиктовал домашний номер секретаря товарища Дольского. — Пусть скажут, что я угодил в больницу и завтрашняя тренировка отменяется.

Доктор записал, рассказал сопровождающей его медсестре, что следует со мною делать и покинул палату. Меня снова потянуло в сон. Разбудила меня медсестра. В палате уже горел свет. Она снова сунула мне под мышку термометр и напоила микстурой. Из носа у меня текло, но других признаков простуды я не ощущал. Забрав градусник, девушка вышла. Я выпростал из-под одеяла руки, оперся ими в край койки, сел, огляделся. Кроме меня, в палате было еще двое пациентов — старичок и мужик лет сорока.

— Добрый вечер! — сказал я.

— Привет! — отозвался мужик.

— Здрасте, — пролепетал старичок, откладывая газету, которую читал, и снимая очки.

— Меня Сашей зовут!

— Кирьян Петрович, — откликнулся старик.

— Колян, — буркнул мужик.

На этом разговор иссяк. Да и о чем толковать незнакомым людям? Не о болячках же. Я до такого еще не созрел. Зато созрел для другого. Конечно, врач вставать не велел, но мочиться в судно в присутствии практически незнакомых людей я тоже не собираюсь. И тут я сообразил, что лежу под одеялом совершенно голый. Видать с меня сняли даже трусы. Ну да, они же были мокрыми. Оглядевшись, я обнаружил на тумбочке сложенную пижаму. И на том спасибо! Схватил штаны, натянул под одеялом, потом сел на койке, надел курточку, нашарил тапки. Теперь можно бежать в сортир.

Я встал. И понял, что доктор не зря велел мне лежать. У меня ничего не болело, но в теле была непривычная слабость. Видать, организм в борьбе за выживание, истратил все энергетические ресурсы. Ладно, как-нибудь добреду до сортира. Я сделал по палате несколько шагов, меня шатало, но ноги держали. Добрел до двери, открыл ее и выбрался в коридор. В нем было пусто. Держась за стеночку, я побрел в направлении больничных удобств. Я знал, где и что здесь расположено, не столько по первому своему заходу, сколько по последующим посещениям.