Из овального зеркала в резной раме, что висело над умывальником, на неё смотрела старуха с седой паклей всклокоченных волос, жёлтым, оплывшим лицом и бородавкой на лбу.

Не сводя со старухи взора, костлявыми, морщинистыми руками Кира подтянула к себя фарфоровый кувшин с водой, подняла его, замахнулась и швырнула прямо в её отвратительную голову…

Страшный нутряной вой и грохот разбитого стекла заставили вздрогнуть девушку, подметающую пол в кухне, и вскинуть морды медведя и собаку, мирно дремлющих на лужайке.

«Как странно…» - думала Кира, волочась по лесной дороге в хвосте бодрой кавалькады спутников: предводительствующего, а оттого преисполненного чувством ответственности Медведя; легконогой, похожей на фею в белокурых завитках Пепелюшки, собирающей цветы по обочинам дороги в большой, лохматый букет; и задорного, лучащегося жизнерадостностью Сырника, деловито обшаривающего траву и обнюхивающего кусты…

«Как странно это – ощущать себя прежней, а выглядеть… иначе. Разве так бывает? В смысле, бывает ли так в настоящей старости? На меня она обрушилась внезапно, а ведь в реальности человек идёт к ней постепенно… и, должно быть, внутренне меняется, готовится… трансформируется что ли под неё… А как же? Угасает он не только возможностями дряхлеющего тела, но и желаниями уставшей души. Разве бывает по-другому? Разве бывает, что в старости мы продолжаем думать и чувствовать, как прежде? Остаёмся так же восприимчивы к жизни? Не может быть! Надо будет спросить у Лизаветы моей непогрешимой. Ну… если когда-нибудь ещё увижу её. Если увижу… - в носу яростно защипало. Кира сердито потёрла его ладонью. – Расклеилась я с этими потрясениями совсем, становлюсь излишне сентиментальной. Этак начну скоро с Сырника умиляться и с детьми сюсюкать…»

Медведь обернулся назад, взрыкнул, зевая, и остановился, поджидая ставшую такой нерасторопной Киру.

– Прошу тебя, - сказал он, когда старушенция подковыляла, - разреши мне немного тебя провезти на спине. Ты совершенно выбилась из сил, а до привала нам ещё неблизко…

Кира вздохнула: теперь она балласт в походе – никогда не думала, что дойдёт до такого. Всё внутри восставало против факта её нового качества, но – куда деваться? Она даже спорить не стала: старческое упрямство ещё не успело как следует пустить корни в недавно освоенном теле.

Медведь лёг на землю, и старая (в буквальном смысле!) дева с трудом взгромоздилась к нему на спину, с трудом ворочая тазовыми сочленениями. Ох, развалина несчастная… Это и есть моё светлое будущее? Да. И тёмное настоящее…

Она вцепилась пальцами в длинный густой мех и закачалась средь лесных пейзажей в такт косолапой поступи своего ездового средства. Не сказать, что ехать верхом на Медведе было так уж удобно, зато гудящие ноги и больные колени блаженствовали.

«Ну вот… Я, значит, еле дыбаю, а Лизавета замуж выходит, новую жизнь начинает - не хилая такая разница. Может, старость тоже не у всех одинаковая? Может, и так. Не знаю. Зато знаю теперь наверняка: подобной дряхлой немощи я для себя в своей взаправдашней реальности точно не желаю! Обязательно надо что-то придумать… Не может быть, чтобы нельзя было!..»

Кира шумно выдохнула с причитанием, покачала головой совсем по-старушечьи и тут же себя осадила:

«Ты, прежде чем о будущей старости думать, подумай лучше о нынешней – не как ту предотвратить, а как от этой избавиться! А то вернёшься домой, к Лизавете, таким вот Бенджамином Баттоном, то-то она обрадуется: будет ей вместо вредной внучки подружка по интересам – ха! А что! Из нас бы получился неплохой тандем, мы бы подружились! Она тётка прикольная… Не понимаю только, что… нам мешало подружиться всё это время?»

– Послушай, - подал голос Медведь, прервав философские размышления своей наездницы. – Ты это… Не переживай так уж сильно-то… Вернём мы скоро твой прежний облик – всего пару дней потерпеть! Кира, слышишь?

– Да, - глухо отозвались со спины, - слышу. Спасибо тебе, конечно, за поддержку, но не надо меня утешать – расхолаживает, знаешь ли. Как-то сразу обмякаешь и… жалко себя становится до чёртиков…

– Ну ладно, - согласился Медведь и фыркнул на внезапно вынырнувшего из кустов, прямо перед носом Сырника.

Кира неустойчиво качнулась на широкой звериной спине:

– И ещё… Я не поблагодарила тебя за то, что так вовремя пришёл тогда к нам на выручку. Если бы не… - она красноречиво покачала головой, боясь озвучить возможные страшные последствия. – Но как ты там оказался? В нужное время и в нужном месте?

– А я знаю! – запрыгала рядом Пепелюшка. – Он мне уже всё рассказал! Дело было, значит, так: когда он встретил меня у той деревни и понял, какой опасности мы с тобой, Кирочка, подвергаемся, не смог остаться в стороне. Следовал сначала за повозкой до самого замка и после караулил вокруг – надеялся, что мы предпримем попытку к бегству, и что он при этом сможет быть нам полезен! Так и вышло! Здорово, правда?

Медведь грустно покачал головой:

– Ваше спасение – счастливая случайность, моей заслуги в том нет никакой… Эта мысль гложет меня непрестанно: что, если бы Кира не пожертвовала молодостью ради спасения своей чести и чести подруги? Что в этом случае я смог бы сделать? Я – лесной зверь? Был бы я человеком, в этом случае тогда же – в ночь вашего похищения – явился бы в замок и сразился с бароном на мечах, добывая вам свободу! Но я не человек. И вряд ли им когда-нибудь снова стану…

– Чести… - скривилась Кира. – Да если бы я знала, что объявленную цену эта проклятая горгона и впрямь с меня сможет стребовать! Никак не привыкну к здешним чудесам… Речь шла не столько о потерпеть незамысловатый перепих со средневековым феодалом, сколько о спасении своих жизней от невменяемого маньяка!